— Мои.

— Тогда почему же в квитанции значится: получатель Лещева Анна Ивановна? Почему?

— Не понимаю, что тут особенного, — развела руками Лукимова. — Она сдавала контейнер и на себя записала. Вместе едем. Мы с ней как родные сестры.

— Хорошо, что я подоспел и избавил вас от этой сестрицы. Лещева — аферистка и притом крупная.

— Неправда это! Вы смеетесь надо мною!

— Вот что, гражданка Лукимова. Идите домой и хорошенько подумайте, почему она ваши вещи записала на себя, почему обещала выдать вас замуж за несуществующего майора и почему вообще уговаривала ехать в Воркуту. Завтра придете к часу дня, и мы продолжим разговор. До свидания.

Лукимова пошла к выходу как-то неуверенно, бросив на Русова растерянный взгляд.

Через несколько минут после ее ухода в кабинет привели Лещеву.

Она уверенно прошла к столу, поставленному поодаль, села, положила руки на колени. Лицо ее было строгое, между бровей залегла складка. Она смотрела на Русова пристально, даже очень кристально, будто пыталась пронзить насквозь. Не случайно Тригубова рассказывала, что боялась прямо-таки гипнотического взгляда Лещевой.

На первый же вопрос по существу дела — подтверждает ли она, что вместе с Малининой ехала поездом от Сыртагорска до Москвы, — ответила категорическим отказом:

— Нет, не подтверждаю. Ехала в одном вагоне, но не вместе. Она ехала с Николаем, а я одна в другом купе.

— Это что за Николай? Как его фамилия? Где работает?

— А я не знаю. Это Веркин хахаль. В Сыртагорске им было почему-то неудобно пожениться, вот они и сговорились ехать вместе.

Лещева рассказала, что Николай — высокий, чернявый, лет тридцати. Доехали они с Верой до Москвы, там погуляли три дня, а потом отправились в аэропорт, попросив Анну Ивановну подать за них телеграммы.

Если верить Лещевой, то все предположения Русова, сделанные на основании собранных материалов, опровергаются.

— Сколько у вас было с собой вещей?

— Чемодан и сумка.

— А почему же вы на Ярославском вокзале сдавали в камеру хранения три места?

— Это я в дороге картошку купила. На юге она дорогая, а там копейки стоит. С мешком-то могли не пустить в вагон, потому-то я на станции купила старый чемоданишко, а в него набрала картошки. В Москве позвала носильщика, недорого взял. А вы что же подумали, что я сдавала Веркин чемодан? Ха-ха, была нужда.

— Где вы в Москве останавливались?