— Ты чё, козёл, — багровеет он, — не врубаешься? Теперь тебе капец! Будешь с блатными тереть, ты понял?

Я вздыхаю и, ничего не ответив, поворачиваюсь и шагаю дальше. Но ему это не даёт покоя. Вот же пёс смердящий.

— Эй! — кричит он мне в спину и устремляется вслед за мной.

Доносятся торопливые шаги. Догоняет.

— Э, слышь! Брагин, оглох что ли?!

Он хватаем меня за плечо и с силой разворачивает к себе. Эмоции дают плохие советы. Неумные. Я быстро скидываю его руку и, схватив за мизинец, выворачиваю так, что он скручивается в спираль и начинает орать. Алле-гоп. Я тут же его отпускаю. Борец, мля.

— Ты даже мёртвого заколебёшь, да? — тихонько спрашиваю я. — Ты наверное мазохист, Фриц. Знаешь ведь, что будет бо-бо, и всё равно прёшь на рожон. Нравится, когда тебя наказывают, а?

— Сука, — шипит он. — Сука. Я на тебя заяву написал, ты понял, чмо?

— А ты блатным своим сообщил, что в милиции справедливости ищешь? Ладно, пойду я, а то вот разговариваю с тобой, и ощущение такое, будто рядом с кучей дерьма стою. Отстань, Фриц, не подходи ты ко мне больше. Не приближайся. Я тебя не полюблю. Я по тебе решение принял, менять не собираюсь. Досвидос.

Видать, очень сильно уязвлено его чувство собственной важности, раз он никак успокоиться не может. Да и хрен с ним, думать мне больше не о чем, как о его ЧСВ.

— О! Пропащий явился!

— Егорыч, здорово!

— Ты где пропадал-то?

— Здорово, братан!

— Брагин, привет!

— Здорово, пацаны. Как же я рад вас видеть!

Они все уже здесь, а я чуть припозднился. Сейчас мне Скачков пропишет клистир с патефонными иголками.

Запах спортзала, как запах конюшни — приятным не назовёшь, но родной ведь, как дым отечества, буквально.

— Егор! Это что за херота?! — показывает Скачков на мои ноги, когда я возвращаюсь из раздевалки.

— Полицейский произвол, — улыбаюсь я. — Здравствуйте, Виталий Тимурович.