— Хорошо, — жарко шепчет она, — что ты не оказался предателем.

— Это точно, — соглашаюсь я. — Но за разбитую голову придётся взыскать с тебя по полной.

И я взыскиваю. Ох, как взыскиваю.

В аэропорт меня везёт чёрная «Волга». Айгюль меня не провожает. Наше взаимное влечение — страшная тайна, о которой не должна знать ни одна живая душа.

Вчера она знакомила меня с поставщиками тканей и обещала подумать, возможно ли мне выйти на министерство пищевой промышленности. А за день до этого разбила голову рукоятью пистолета. Вот такие проявления чувств. Ну что же, секрет — значит секрет. Хранить тайны я вроде умею.

Домой я везу фрукты в дорожном ящике, сколоченном из тонких реек и напоминающем ящик для инструментов или даже саквояж. Все эти фрукты можно найти на нашем рынке, хотя, может и не той степени зрелости, учитывая различные методы транспортировки.

Мама приходит в восторг от этих гостинцев и от шёлкового платья с крупным узбекским рисунком. Раджа прыгает и лает от радости безо всяких подарков. Вечером я беру самые сочные и спелые фрукты и двигаю к Платонычу.

— Ну как, дядя Юра, скучал без меня?

— Скучал, конечно. И ещё немного волновался. Вернее, если говорить честно, много. Много волновался. Ты вот даже не позвонил ни разу, хотя наверняка мог бы в перерывах между пленарными заседаниями.

— А я на конференцию-то и не попал даже, — усмехаюсь я.

— Серьёзно? Чего так, с самого начала был похищен юными узбечками?

— Ты, дядя Юра, как всегда, в корень зришь. Да, был похищен и даже свезён в Афган ради проверки на вшивость и едва головушку свою буйную не сложил.

— Чего?

— Ага.

Я подробно рассказываю обо всём, что со мной произошло в поездке. Мы обсуждаем, обмениваемся мнениями и делаем прикидки, оценивая перспективы.

— Я понимаю, — говорит Большак, — обстоятельства так сложились, надо было жизнь свою спасать, но скажи мне, мы ведь не будем этим опиумом, или что они там тащат, заниматься?

— Нет, конечно. Об этом речи не было и быть не может. Я точно этого не буду делать.

— А если Ферик прижмёт? Возьмёт и скажет, что мол надо, брат, это будущее и всё такое и поставит перед выбором — или продавай отраву эту, или харакири. Что тогда?

— Сольём его сразу, — пожимаю я плечами.

— Сольём? Так у него кагэбэшники не самые последние в республике на довольствии стоят и сам секретарь. И как ты его сольёшь? Кому? В ООН письмо напишешь?