— Вот и Сережа так говорит, — подтверждает тихо Маринка.

— Вот и правильно! — подтверждает радостно мама и осекается, вдумавшись в смысл слов дочери.

Не может мальчишка, которому нравится девочка добровольно отправлять ее к сопернику. Не бывает такого в жизни без особой причины.

— А зачем тогда все эти вещи? Ведь они стоят безумно дорого? — удивляется мама.

— Вот такой мой Сережа, — с гордостью утверждает дочь. — Только у него столько тайн и рассудительности, что порой бесит меня. Но я готова терпеть, лишь бы он был рядом со мной. Бывает, я понимаю, что он хочет мне только добра. Вот и про Вовку говорит, что мне с ним будет лучше. Но здесь (прикладывает руку к сердцу) я чувствую другое. Мне хочется быть с Сережей. Еще мне кажется, что его чего-то постоянно беспокоит, гнетет. Мне хочется ему помочь. Но он ничего про это не говорит, только думает об этом постоянно. И еще он чего-то боится. Как будто не доживет до осени и торопится сделать для меня многое, но при этом опасается, что мы расстанемся с Вовкой из-за него. С меня даже слово взял, чтобы до осени не ссорилась с Вовкой.

— Так может это все из-за денег? Наверняка он занимается в своем поселке чем-нибудь незаконным? Там одни бандиты живут. Вот и боится, что его арестуют или убьют. Поэтому у него такие большие деньги и тратит их не задумываясь, — предполагает женщина.

— Как ты мама можешь так говорить? Ты же его совсем не знаешь? — возмущается дочь. — Нет. Я бы знала или почувствовала. Тут что-то другое, — задумчиво продолжает. — Все равно я буду с ним, — решительно утверждает, встряхивая головой. — Вовке сегодня скажешь, что я ушла к Верке Павловой, платье мерить, — сообщает матери и направляется в свою комнату.

— Сама говори, — обижается мама. — Может, передумаешь? Ведь как хорошо бы было, если бы ты осталась с Володей! А, дочка? — предлагает в закрывшуюся за Маринкой дверь.

Дочь не отзывается и Екатерина Федоровна, обиженно поджав губы, уходит на кухню.

Компаньоны.

Компаньоны, судя по всему, дожидались меня с нетерпением. Радостно поприветствовали друг друга. Павел даже приобнял, хотя всегда был сдержан в проявлении эмоций.

Когда привычно расположились в Пашиной комнате, Евгения Сергеевна поинтересовалась:

— Пел в лагере?

Киваю и затягиваю:

Затем сразу:

Закончил мучать политическими шлягерами слушателей песней «Avanti Popolo — Bandiera Rossa». Сам не ожидал, что отложились в памяти заученные непонятные слова. «Вероятно, опять сюрпризы двойной памяти!» — предположил мысленно.

— Красивые песни, — отметила учительница. — Готовили в честь Фестиваля?

Киваю:

— И много других, но так хорошо не запомнил. Для хора — это не обязательно, — улыбаюсь.

— Что-нибудь придумал? — проявляет нетерпение она.