— Хватит меня намыливать! Из нас двоих это ты был чумазый.

— Помоешь меня?

Я даже не нашлась с ответом, теряясь от его нахальства. Это мне развернуться к нему лицом, светя всеми частями тела? Может, ещё на бёдра сесть и спинку потереть?

— Ладно, в следующий раз, — всё понял он, отодвигая меня чуть вперёд, и начиная намыливать себя.

Я села, подтянув к себе колени, и не оглядываясь назад, спросила:

— Тимуджин, с чего вдруг это совместное купание?

Даже спиной почувствовала его усмешку.

— Мне даже интересно услышать твои предположения.

— Мои? Ладно. На мой взгляд ты ещё не пришёл в себя. Тело в эйфории от того, что смерть прошла стороной, и теперь срочно требует размножения. Так как раньше с другими было нельзя, машинально потащил меня.

Сзади шумно подавились воздухом, а потом в сторону полетела мочалка, и меня взяли за талию.

— Приподнимись, я окунусь.

Не дожидаясь, как пушинку поднял над водой, а сам поднырнул под меня.

— Когда-нибудь ты сведёшь меня с ума! — сообщил мне, вынырнув, и вернув меня на место. Потянувшись к приготовленному кувшину, ополоснулся и смыл пену с меня.

— Понять не могу, как в тебе сочетаются искушённость в некоторых вопросах, невинность и упорное нежелание видеть очевидные вещи!

— Это ты о чём?

Похоже, с купанием было покончено. Он встал и вышел из ванны. Обернув простыню вокруг бёдер, вернулся с другой и развернул, дожидаясь меня.

Я поднялась, заворачиваясь в спасительную ткань.

— Разве я не правду сказала?

Он взял меня на руки и отнёс на постель. Положил и, нависнув надо мной на вытянутых руках, лишь после этого удостоил ответом:

— Правда в том, что я желаю не кого-нибудь, а свою жену. Хочу, чтобы ты оставалась моей женой. О размножении подумаем через год, не раньше, я не готов пока делиться тобой даже с собственным ребёнком.