— Кер! Ке-е-ер! — кажется, я кричала. И плакала, сидя на снегу и прижимая к себе шарф, который ещё пах одеколоном, который я же и подарила своему любимому мужчине.
— Мам, мам, мам, мам… — монотонно бубнила дочка. — Ну мам. Пойдем. Не сиди так.
— Что? — перевела я на нее взгляд.
— Мам, пойдем. Тебя совсем снегом уже замело. — Она шмыгнула носом и вытерла слезы. — И я замерзла.
Тело совсем застыло и не слушалось. Я с трудом поднялась на ноги, собрала валяющиеся на снегу вещи. Вложила в куртку и свернула. Полина хмуро взяла за шнурки два мужских ботинка и поволокла к подъезду.
Мы молча вошли в квартиру. Не говоря друг другу ни слова, положили мужскую одежду в коридоре. Разделись. Выпили, я чаю, она какао.
А потом сидели в комнате и плакали, обнявшись. Тоже в полной тишине. Будто боялись что-то сказать. Я так страшилась дня, когда могу потерять Кера. И этот день пришел.
Стукнутый в голову инопришеленец угодил к нам в день зимнего солнцестояния. И покинул нас в день солнцестояния весеннего.
Вот и всё. Кончилась моя зимняя сказка.
— Мам, — хлюпая носом, пробормотала наконец Поля. — Я больше никогда не буду лепить снеговиков. Они злые. Они отобрали у нас дядю Кера.
Я всхлипнула и поцеловала ее в растрепанную макушку.
— Больше никаких снеговиков!
— И снежных баб тоже! Я им не доверяю теперь.
— Хорошо.
КЕРИН
Порождения зимы наступали, оттесняли, но в этот раз не пытались меня ранить или ударить. Их нападение больше напоминало не попытку убить, а…
Засада!
Они уводили меня прочь, заманивали, и им это удалось.
Полыхнуло, ослепляя и вызывая временную дезориентацию, закружило, завертело, обожгло морозом и вышвырнуло в снег. Абсолютно голым и потерянным.
Сугроб, в который я угодил, смягчил удар, но залепил нос, рот и глаза. И именно в эти мгновения, когда я барахтался, пытаясь выбраться и очистить лицо, нахлынули воспоминания. Все. Обо всём. Вся моя двухтысячелетняя жизнь.