Например, он заказывал девочку по телефону голосом пьяного подростка. Поэтому девочку приводили под охраной двух лбов. Они заглядывали за занавески, в ванную и под кровать – нет ли там случайно приятелей хозяина. Сережа орал, что ему весь кайф сломали, всё, всё, ничего не надо, подите вон.
Или, например, он выспрашивал девочку, сколько ей точно лет, и как звали маму, и где мама жила
Один раз он снял девочку в кафе через дорогу от гостиницы. Индивидуалку. Она была не очень-то девочка, к тридцати, не меньше. «Ну, так даже лучше, – подумал Сережа. – Убедительнее».
Пришли в номер, выпили, спокойно по очереди сходили в душ, и завел он с ней разговор о своем отце. Что его папа, инженер-строитель, часто приезжал в этот город в…
И он, как всегда, растерянно сощурился и вгляделся в нее.
– Сестра, сестра, – сказала она. – Только не ваша. Вашей уважаемой супруги двоюродная кузина. Дайте немного денежек, чтоб я не проболталась.
Сережа открыл портфель, порылся там, положил на стол три синие бумажки.
– Хватит?
– Вполне.
– Ну, а теперь иди ко мне, – улыбнулся он. – Где мы были, мы не скажем…
– Еще чего! – сказала она.
Встала, скинула с себя широкое полотенце, в которое была закутана после душа, спокойно при нем оделась и вышла, подхватив деньги со стола.
Голова
Одна знакомая парикмахерша рассказывала: «Я тогда молодая была и работала в одной ведомственной парикмахерской. В закрытой, в общем. У меня стригся один академик, военный химик, еще совсем не старый, страшно засекреченный, не имею права фамилию сказать. Андрей Иванович звали, вот. И была у нас любовь. Приезжал ко мне, отпускал машину, а у меня был такой вроде салон с комнатой отдыха, для массажа и косметики, ну, мы закрывались, ну и…
Вот год прошел, другой начался, вдруг дверь открывается – господи, твоя воля! Андрей Иванович. Живой-здоровый. С палочкой. Шарфик шелковый на шее.
– Здравствуй, Нина, – говорит.
– Здравствуйте, – говорю как дура. – Стричься будем?
Бросились друг к другу, обнялись – и сразу в комнату отдыха. Я дверь закрыла, разделась одним махом и его раздевать стала. Раздеваю и вижу: боже ты мой, шея – один сплошной шрам, а грудь, а руки, а все тело – Коли, моего мужа, который погиб, и я как будто с ними двумя одновременно.
Я решила, что мне почудилось от переживаний, а Андрей Иванович говорит: