Набережная Рапе, Институт судебно-медицинской экспертизы. Кирпичные стены, потемневшие от бесконечного движения транспорта по близкой набережной. Двор серый, как раз в тон похоронному автомобилю и служащим похоронных бюро, ожидающим перед дверями. Они сопровождают семейство в трауре, пришедшее забрать тело своего родственника, погибшего накануне в автомобильной катастрофе.

Самое начало десятого, солнце то выглянет, то спрячется, и все это место буквально источает печаль.

Парис и Фуркад дышат свежим воздухом под надземными путями метро, которые проходят рядом с моргом. Заместителю генерального прокурора это необходимо после вскрытия Жюльена Курвуазье. Первого вскрытия в его жизни. Но подействовала на него не столько сама процедура, сколько те страдания, которые, по данным вскрытия, пришлось перенести хакеру, который был чуть моложе его самого.

— Возьмите. — Парис протягивает открытую пачку Фуркаду.

— Спасибо. — Рука молодого человека слегка дрожит, когда он подносит сигарету ко рту. Прикуривает и глубоко затягивается. — Плохие времена для экологов.

— И для полицейских в штатском. С Субизом, прежде чем он ударился о край своего стола, сделали то же самое.

— И ради чего все это?

Парис пожимает плечами:

— У Субиза они украли компьютер, Курвуазье был компьютерщиком. Они ищут или искали какие-то файлы с информацией.

— Я не это хотел сказать. Чем можно оправдать гибель двух человек? За что они заплатили такую цену? Субиз работал на Комиссариат по атомной энергетике и Министерство внутренних дел. Тогда что это — ядерные программы, государственные интересы?

Парис качает головой:

— Кардона, хотя и строил из себя этакого отрешенного большого государственного деятеля, был потрясен гибелью Субиза. Или же он очень хороший актер. — Полицейский затягивается последний раз и бросает окурок на землю. — В этой пьесе есть и другие актеры. Они старались сдерживать наше расследование и управлять им, они давно уже ставят общие интересы на службу своим собственным. Я не слишком далеко захожу?

Фуркад не отвечает, но смотрит Парису прямо в глаза.

— Поймите меня правильно: я совершенно не испытываю симпатии к типам вроде Скоарнека, Джон-Сейбер и Курвуазье, к их параноидальной борьбе и липовой революционности. Но еще меньше мне нравятся те, кто использует щедрость республики, использует ее в своих интересах и считает себя в безопасности, потому что до сего дня пока что никто не смог схватить их за руку.

— И они могут пойти на убийство для того, чтобы обезопасить себя?

— И они могут пойти на убийство, чтобы обезопасить себя.

— Такое нельзя допустить. Dura lex sed lex.

Парис смотрит на Сену и улыбается. «Еще совсем зеленый, этот прокурорчик. Совсем. Но это пройдет. Со временем все проходит. Или нет. У меня не прошло. Пока не прошло. Но я начинаю стареть».

— Вчера мне звонил генеральный прокурор.

— Ой-ой-ой! Нагоняй от высшего эшелона?