— И то верно, — подросток важно кивнул, вскочил. — Без приглашения в дом нельзя. Звиняйте, надо мне по делам.
В чайную зашёл мужичок с котомкой, сел у окна, требовательно посмотрел на Митяя. Тот бросился обслуживать нового клиента.
Яичница за время разговора дозрела до нужной кондиции, находящейся между полужидкой массой и резиновым блином, Травин ел не торопясь, отхлёбывая молоко и подсаливая кусочки хлеба. Про подарок он не соврал, медсестры как-никак с ним три дня возились, пока без сознания лежал. А что одна из них сестра следователя, и значит, возможный источник информации, так он её не во вред Матюшиным использовать собирался.
— Если вдруг Ивану Матюшину сболтнёшь, что я его сестрой интересовался, никакого секрета в этом нет, — сказал Сергей Митяю, расплачиваясь за завтрак. — Сколько раз мимо этого дома проходил, а зашёл только сейчас, яичница отличная получилась, спасибо. И ты молодец, что родителям помогаешь.
Парнишка чуть покраснел, заулыбался, видно было, что похвала ему приятна.
Адрес Матюшиных нашёлся легко, людей с такой фамилией в Пскове и окрестностях жило чуть больше двух десятков, но журнал «Революция права» получал единственный подписчик на улице Калинина, брат и сестра жили в доме 17 напротив церкви. На тот же адрес приходили журналы «Звезда» и «Красная новь» и газета «Известия ЦИК СССР». Травин много раз проходил мимо каменного двухэтажного здания с типичным для Пскова мезонином, часть первого этажа дома занимал фотографический салон, где они с Лапиной как-то раз запечатлелись на память. Осталось только подождать, когда Митяй сболтнёт следователю про Сергея, ну а если парень решит промолчать, можно и самому визит нанести — тот же журнал заместо почтальона доставить.
— Семён, кого ты усадил вместо Екимовой на кассу?
— Никого, — Циммерман потянулся, отложил проклеенную пачку билетов займа, — выяснили, что с ней?
— Следователь говорит, с любовником сбежала, оставила записку. Так что Марфа Ильинична, похоже, права была.
Абзякина торжествующе улыбнулась, оглядела всех с видом победительницы.
— С кадрами у нас, Сергей Олегович, полная амба, кассира просто так не взять и не назначить. Всего пятеро, Масалкина болеет, Екимовой нет, если ещё кто пропадёт, хоть закрывайся. Марфа вот немного умеет, вчера сидела, только не справляется она. Как потрындеть, всегда рада, а работать не любит.
Травин улыбнулся. А Марфа, наоборот, напряглась, сжала кулаки, приподнялась со своего места.
— Ах ты жид пархатый, — прошипела она, — я с места на место скачу, из кожи вон лезу, а тебе не нравится? А сам крещёных младенцев жрёшь?
— Немец я, — простонал Циммерман, — ну сколько можно тебе повторять, немец! И мясо я вообще не ем. И всё это выдумки, про младенцев.
— Всё равно нехристь, житья от вас нет, — Марфа плюхнулась обратно на стул, гордо вздёрнула голову. — Сергей Олегович, если вы ещё раз нас бросите хоть на день, вот ей богу, придушу его.
— Народ в зале толпится, сегодня-завтра, может быть, и постоит в очереди, а потом буянить начнёт, — задумчиво сказал Сергей. — Кто у нас на кассу сесть может? Семён, может ты?
— Товарищ Травин, у меня, между прочим, заём укрепления крестьянского хозяйства, и если я его неправильно разнесу или посчитаю, — Семён от возмущения покраснел, — то… то…
Он пытался подобрать правильную метафору, но никак не получалось.
— То крестьянские хозяйства в стране не укрепятся, я понял. Хорошо, Света, ты ведь на курсы ходила и училище закончила? Опыта нет, понимаю, но кто-то завтра Екимову заменить должен, сегодня разберёшься, что к чему, и в зал, к людям.
Светленькая девушка со вздёрнутым носиком кивнула, покраснела. Света Кислицина вообще краснела по любому поводу.