В следующий понедельник офицер службы безопасности, проверявший на рентгеновском аппарате почту в апелляционном суде одиннадцатого округа в Атланте (где работал и судья Ванс), заметил другую бомбу. В ходе героической операции власти эвакуировали здание, вывезли бомбу из центра города и обезвредили ее без ущерба для кого-либо. Я сказал героической, потому что, вместо того чтобы взорвать бомбу в специальной камере в департаменте полиции Атланты, техники из ФБР, полиции и АТФ пошли на серьезные усилия – и еще более серьезный личный риск – и разобрали устройство, чтобы использовать как улику. Лаборатория может много выяснить по обломкам, но еще больше – по самому «произведению искусства» в его исходной форме.

Вечером того же дня чернокожий адвокат и городской олдермен Роберт Робинсон открывал свою почту в офисе в Саванне. Он не знал, что в пакете, обернутом в коричневую бумагу с черно-белой наклейкой, где был аккуратными печатными буквами выписан адрес, и с маркой, изображающей американский флаг над национальным парком Йосемити, и еще в двух посылках, лежащих рядом, окажутся смертоносные взрывные устройства. Прогремел взрыв; сорокаоднолетний судья рухнул на колени перед обломками того, что недавно было рабочим столом из вишневого дерева. Стены вокруг него были утыканы гвоздями и забросаны ошметками плоти.

Доктор Эмерсон Браун, офтальмолог, кабинет которого находился по соседству, прибежал к Робинсону, как только услышал взрыв; хоть он и служил в армии и обучался неотложной помощи на поле боя, картина его потрясла: кровь хлестала у Робинсона из остатков левой руки, оторванной выше локтя, и из левой кисти, которая свисала с предплечья на лоскутке кожи. Грудь справа ему разорвало, а в бедре была дыра, в которую воткнулся осколок бомбы. Часть ошметков на стенах явно содержала волосы Робинсона и осколки костей.

При этом Робинсон не только был жив, но еще и пытался бороться, хоть и на примитивном уровне; пока его везли в госпиталь, он, не умолкая, кричал. Его доставили в отделение неотложной хирургии в сопровождении спецагента ФБР Фрэнка Беннетта, который должен был проследить за сохранностью улик: от фрагментов шрапнели, которые удалили при операции, до обрывков одежды с оторванной руки и, к сожалению, всего тела жертвы. Робинсон скончался около 20:30, спустя три с половиной часа после взрыва.

В тот же день еще одну трагедию предупредила серия совпадений, из-за которых потенциальная жертва не смогла распечатать свою почту. Пакет доставили в офис Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, где шестидесятичетырехлетний президент местного отделения Уилли Дэннис открыла бы его, не вмешайся в дело судьба. После пресс-конференции у нее сломалась машина, возникли проблемы с эвакуатором, и она не смогла вовремя вернулся в офис. Прежде чем она пришла на следующий день на работу, близкий друг и тоже член ассоциации позвонил ее предупредить. Он видел в новостях сообщения о других бомбах; ради своей безопасности Дэннис обратилась в офис шерифа.

Их сапер, Джон Шеддан, запросил в АТФ в Атланте описание бомб. То, что ему сообщили, убедило его, что речь идет как раз о такой – еще не обезвреженной. Благодаря бомбе, поступившей из здания суда Одиннадцатого округа, он знал, с чем имеет дело, хоть это и не облегчало ему задачу обезвреживания той, что оказалась в его руках.

Ему удалось без происшествий разобрать устройство, которое походило на предыдущие не только внешне: в его внутреннем устройстве присутствовали все сигнатуры человека, который их собирал. Все это были трубчатые бомбы, но отличные от тех, которые следователям приходилось когда-либо видеть. Прежде всего НС тщательно закрепил гвозди на трубке с помощью резинок, постаравшись сделать так, чтобы шрапнель причинила максимум ущерба. Этот «художник» приложил усилие и для повышения взрывной силы своей бомбы. Традиционно трубчатые бомбы выглядят именно так, как предполагает их название – это трубки, начиненные взрывчатой смесью и запечатанные с обоих концов стандартными заворачивающимися пробками. В данном случае они закрывались металлическими пластинами, приваренными к трубке. Кроме того, в отверстия пластин был вставлен металлический штырь с резьбой. Эти небольшие усовершенствования в дизайне обычному человеку кажутся незначительными, однако они укрепляли корпус бомбы и на миллисекунды оттягивали возникновение взрыва, отчего он произвел бы еще более разрушительный эффект и точно убил бы человека, открывшего посылку.

Одновременно и процесс создания бомбы становился более рискованным. Прояви ее конструктор хоть малейшую неосторожность, и она взорвалась бы – и он сам мог оказаться в списке жертв, в зависимости от того, какие улики нашли бы поблизости.

В данном случае, говоря о сигнатурах, мы имеем в виду особенности, которые не связаны напрямую с совершением преступления, но дают преступнику эмоциональное удовлетворение. Здесь это тщательно закрепленные гвозди, штырь с нарезкой и заваренные крышки трубчатых бомб. Устройства были бы смертельными и без них, но он хотел действовать наверняка и многое нам сообщил о степени своего гнева, разочарования и ненависти. Он не хотел кого-то напугать и сделать политическое заявление. Он не хотел причинить ущерб. Он хотел убить, или, по крайней мере, искалечить своих жертв.

Я упоминал о том, что большинство опытных следователей из ФБР, АТФ и прочих ведомств, участвовавших в расследовании, никогда не видели подобных бомб. Однако необычный дизайн и сигнатуры напомнили местным сотрудникам правоохранительных органов о другом взрыве, который произошел несколько лет назад. То устройство произвело такое впечатление на сапера АТФ, что он смог по памяти сделать его набросок. За прошедшие годы он повидал тысячи бомб, но эту запомнил на всю жизнь – равно как и нынешние, – и когда агентам на собрании предъявили его набросок, они сначала ошибочно приняли его за схему современных бомб.

В 1972 году молодая женщина по имени Хейзел Муди получила тяжелые ранения, когда открыла посылку, найденную у себя в доме. Она была адресована продавцу, у которого они с мужем купили свой автомобиль и уже почти расплатились за него, но она решила, что внутри – детали для модели аэроплана, которую ее муж собирал. Однако там оказалось взрывное устройство. От взрыва, мгновенно сжегшего ей волосы, у Хейзел остались ожоги первой и второй степени на лице, шее и левой руке. Левый глаз сильно пострадал, правая рука была искалечена. Врачам понадобилось немало времени и сноровки, чтобы очистить ее глаза от пороха. Муж Хейзел, Уолтер Лерой Муди-младший, или Рой, был признан виновным и приговорен к пяти годам тюрьмы. Хотя он вышел на свободу почти десять лет назад, Муди продолжал подавать апелляции по своему делу. В последний раз его жалобу отклонили в июне 1989-го – в апелляционном суде одиннадцатого округа.

Теперь, в 1989-м, многие в Джорджии были уверены, что главный подозреваемый – Муди, или человек, который провел с ним значительное время в тюрьме и перенял его технику. Однако последний вариант был маловероятен: для создания бомб требовались особые навыки, большое мастерство и знание химии и инженерии, так что его технику было бы крайне тяжело повторить.

Именно по этой причине большинство саперов и профайлеров не согласились с предыдущей, неверной, но популярной версией данного дела. В августе, за четыре месяца до нынешних атак, в посылке, пришедшей в Юго-Восточный региональный офис Ассоциации в Атланте взорвалась граната со слезоточивым газом. Проследить происхождение устройства не удалось – там не осталось ни ДНК, ни отпечатков пальцев, как и на позднейших бомбах, хотя эта не была смертельной – и следователям казалось, что это могла быть «разминка» преступника, совершенствующего свою технику и проводящего испытания, используя борцов за права чернокожего населения в качестве мишени.

Примерно в это же время на телеканалы в разных городах, от Филадельфии в Пенсильвании, до Сент-Пола в Миннесоте, Литтл-Рок в Арканзасе и Атланты, стали поступать копии одного и того же странного письма. Оно было озаглавлено «Объявление войны», но выглядело как вызов не столько Ассоциации (может быть, случайное совпадение?), сколько апелляционному суду одиннадцатого округа и американской общественности как козлу отпущения. Автор возмущался несправедливостью и «неспособностью суда выносить справедливые и беспристрастные решения… из-за предрассудков и ошибочного убеждения в том, что его жертвы не сумеют отомстить». Автор письма как раз это и собирался сделать – угрожал совершать атаки ядовитым газом в общественных местах, «пока террор не заставит суд признать [sic] справедливость и беспристрастность приговоров свои главным приоритетом».

Никаких атак с применением газа, к счастью, не последовало, однако правоохранительные органы в Вашингтоне обратили внимание на виктимологию и решили вплотную заняться Ку-клукс-кланом и другими белыми группировками. На тот момент мишенями стали два офиса Ассоциации, судья по гражданским делам (хоть и не особенно громким) и чернокожий адвокат, сотрудничавший с Ассоциацией. Складывалось впечатление, что мы имеем дело с преступником, ненавидящим чернокожих.

В любых громких делах – особенно тех, над которыми совместно работают разные ведомства, – могут возникать соперничающие версии, которые осложняют расследование, и этот случай не стал исключением. В пользу версии с белыми группировками говорили письма от бомбиста, в том числе то, которое было обнаружено в посылке с благополучно обезвреженной бомбой в Джексонвилле, и то, которое получила знаменитая тележурналистка в Атланте. Отправитель заявлял, что входит в объединение американцы за справедливую федеральную юридическую систему», которое неоднократно высказывалось против текущего положения дел в судах и работы в них чернокожих. Последних даже предупреждали: «Если хотите остаться в живых, то должны предпринять все необходимое, чтобы черные мужчины не насиловали белых женщин». В письме к телеведущей расистский подтекст был особенно очевиден: там упоминалось о громком деле об изнасиловании и убийстве белой женщины группой чернокожих. Автор письма требовал, чтобы ведущая озвучила в эфире те фрагменты письма, где группа объясняла, почему возмущена судебным процессом – либо ей грозит смерть.

Имелось несколько причин, по которым это не убедило нас в правдоподобности версии с белой группировкой, вроде бы лежащей на поверхности. Прежде всего чернокожие преступники в деле с изнасилованием и убийством, которое упоминалось в письме, были изобличены и арестованы уже после взрыва гранаты со слезоточивым газом в офисе Ассоциации в Атланте. Кроме того, как в большинстве случаев с вымогательством и угрозами, при получении подобных коммюнике надо заменять «мы» на «я». Такие преступники не из тех ребят, у которых в дневнике в начальной школе учительница пишет «хорошо общается с остальными». В большинстве случаев это одиночки. И даже если группа полных ненависти и красноречивых одиночек умудряется собраться вместе, то они просто расточают красивые фразы, но не приводят их в действие. Эксперты по белым группировкам вроде Ку-клукс-клана в тех городах, где произошли взрывы, утверждали, что эти организации недостаточно сплоченные и не обладают ресурсами для того, чтобы совершить такого рода преступление. К тому же кто-нибудь уже обязательно бы о них проболтался. А в нашем случае никто не бил себя в грудь и не делился смачными подробностями своих «подвигов». Скорее всего, тут действовал один человек, затаивший злобу на судебную систему, и использовавший расовую ненависть в качестве дымовой завесы, чтобы мы его не узнали, а заодно для оправдания своих действий и привлечения общественности на свою сторону.

Я считал, что нам важно не сбрасывать никакие версии со счетов, вне зависимости от того, действовала тут белая группировка или нет. Я столько раз видел, как расследование сходит с нужного пути, аресты и вынесения приговоров откладываются, следующие преступления не предупреждаются только из-за того, что у следователей слишком рано сформировалось «туннельное зрение». Как вы помните, поначалу в расследовании дела убийцы детей из Атланты подозреваемым был белый парень из группы вроде Ку-клукс-клана.

Поэтому я отправил Билла Хэгмайера в Атланту для консультаций и поддержания связи. Время от времени он наезжал в Куантико или звонил нам, чтобы посовещаться – не только с моим персоналом, но и с людьми из программ по бомбистам и отравителям. Я был очень признателен Дэйву Айкову и Гасу Гэри за их участие. Гас также встречался с одним из местных следователей.