– Более ста по Фаренгейту.
– Это сколько же по Цельсию?
– По Цельсию у меня, вероятно, ангина. К утру Виктория задремала и Динстлер, стараясь не разбудить ее сделал очередной укол. Проснувшись часов в шесть, она увидела поникшего в кресле доктора. Из полуоткрытых губ вырывалось тяжелое дыхание, лоб горел. Виктория кинулась в гостиную на поиски Мио, но оказалось, что дом пуст. За окном все также моросил дождь. Она лихорадочно начала припоминать, что предпринимается в таких случаях и смогла представить лишь Наташу Ростову в фильме "Война и мир", меняющую на лбу у лежащего в горячке князя Андрея холодные компрессы, а также Катю, дающую детям малиновый чай. Вика принесла из ванной мокрое полотенце и положила на лоб Йохима. Он открыл мутные, ничего не понимающие глаза, но через секунду встрепенулся, сел, обхватив руками голову и прошептал:
– Который час? Отлично, не опоздали. Еще два укола. Принесите мой ящик с инструментами, Виктория. Так. – Он наполнил шприц и дрожащей рукой сделал девушке внутримышечную инъекцию. – А теперь найдите в моей аптечке аспирин. Две таблетки и воду. Это единственное, чем я располагаю. Мне надо прилечь, но чтобы не произошло, вы должны разбудить меня ровно в 10 часов. Поняли, Виктория? Иначе все пойдет прахом.
– У нас в России есть один народный целитель, зимой ходит босой и плавает в ледяной реке… Он советует лечиться только холодной водой. Если высокая температура – обливаться каждые два часа прямо из ведра… Правда, правда, его даже по телевизору показывали. А также женщин и крошечных детей, валяющихся раздетыми в снегу! Йохим смотрел на нее скептически:
– "Возможно у вас есть также ведьмы и колдуны, работающие в больницах?
– Да. Есть и очень много. У них специальные лечебницы.
– Ну ладно, Виктория. Я попробую русский метод в другой раз. Сегодня мне непременно надо по меньшей мере остаться в живых… Не хочу вас пугать, но без Луми это становится весьма проблематично. Йохим лежал под двумя одеялами, но зубы его стучали от холода и речь прерывалась тяжелым дыханием.
– Сейчас я согрею чай и разотру вас спиртом. Ведь у вас есть спирт? – сообразила Виктория.
– Немного, но он мне нужен. Поищите что-нибудь спиртное в баре или холодильнике. Виктория вернулась радостная с откупоренной бутылкой "Виски":
– Судя по запаху это подходит! -Спасибо, и перестаньте суетиться. Вам необходимо лежать, – пытался сопротивляться доктор, но Вика настояла на своем.
– Я вообще очень крепкая и выносливая, доктор. Только в прошлом году в мае болела очень тяжелой ангиной. Но это – на нервной почве. И вообще – в критические минуты у меня открывается второе дыхание. Она старательно изображала оптимизм, обмирая от страха – что делать дальше? Здесь даже нет телефона. А если бы и был? Вызывать скорую помощь? Звонить Брауну… если Йохим будет в состоянии вспомнить номер его телефона… В 10 часов Йохим, качаясь от слабости, сделал ей последний укол и облегченно упал на подушки.
– Все! У меня восемь часов в запасе. Проглатываю стакан "виски" и постараюсь поспать. Разбудите меня ровно в 22. А если почувствуете что-то неладное – применяйте свой русский метод – лейте на меня холодную воду. По крайней мере, это должно вызвать стресс и короткое просветление. Просидев больше часа над впавшим в беспамятство доктором, Виктория решила действовать. Он явно бредил, тяжело перекатывая по подушке носатую голову и кого-то звал. Несколько раз имя прозвучало абсолютно четко: Алиса. Виктория сообразила, что если здесь имеется гараж, а в гараже – автомобиль, то в нем, непременно, должна находиться аптечка. Она обошла сад, но кроме сарая с огородным инвентарем и цветочными горшками, ничего не обнаружила. "Ага, у них же машины стоят под домом" – поняла Вика, заметив посыпанную гравием дорожку со следами шин, ведущую в закрытый раздвижными воротами полуподвал. Проникнуть в гараж удалось лишь из кухни, но он оказался пуст, не считая двух велосипедов. Виктория обшарила шкафы в кухне и ванной комнате, обнаружив лишь туалетные принадлежности, пачку сухого молока и старые кукурузные хлопья. Ничего, это уже что-то, по крайне мере, от голода они не умрут. В саквояже Динстлера оказались какие-то таблетки без коробочек и описаний применения. А вдруг это что-то противовоспалительное и доктор просто забыл о своих запасах? Виктория позвала Динстлера, похлопала его по щеке, приложила к лицу мокрое полотенце – но тщетно, он лишь бормотал что-то невнятное и на мгновение приоткрывал мутные глаза, в которых не было и проблеска сознания. Вот здесь-то Виктория почувствовала описанные Динстлером симптомы, опустившись на стул от внезапного головокружения. В висках застучало, а губы похолодели, сделавшись деревянными. Она еле дотянулась до стакана, наполненного "виски", и успела сделать пару глотков, предотвратив обморок. Справившись со слабостью, Виктория ощутила странную пьяную беззаботность. Страх отступил и его место заняла бесшабашная лихость: "Была не была – пропадать, так с музыкой!" Она накинула жакет, повязала голову чьим-то шарфом, оставленным на вешалке и вывела из дома велосипед. Щеколда на калитке легко открылась – Виктория вышла на шоссе, но тут же опомнилась. Черт, она совсем забыла, что осталась без денег. Пришлось вернуться и, обшарив пальто доктора, извлечь из него кожаное портмоне, в котором оказались продолговатые бумажные купюры. 50, 100 франков… Кто знает, много это или мало? Она сунула кошелек в карман и решительно направилась к велосипеду. Уже проехав с километр, Виктория поняла, что не имеет представления, где находится и куда, собственно, едет. Ориентиром служило оранжевое пятно за поворотом дороги, смахивающее на черепичную крышу. Мимо проносились редкие автомобили, обдавая велосипедистку мелкой водяной пылью. Виктория удивилась, когда один из них притормозил чуть впереди, поджидая ее, и водитель, молодой парень, открыв окно, обратился с вопросом. Из машины выглянули двое веселых, вероятно, подвыпивших ребят и вырвалась громкая, ухающая ударными, музыка. Ее приняли за местную жительницу, спрашивая, вероятно, необходимый адрес. Опершись на одну ногу, Виктория остановила велосипед и недоуменно разинула рот – этот высокий голос, быстро тараторящий на чужом языке, вернул ее к реальности, так смахивающий на бред: кто она, где, куда и зачем несется на расхлябанном прогулочном велосипеде? Сидящий за рулем сказал что-то фривольное, это она поняла по гаденькому выражению крысиного лица и слову, не встречавшемуся в словарях, но быстро выученному Максимом. Двое других загоготали и Виктория явно услышала: "Поехали! Она страшнее моей бабушки!" Машина умчалась, подмигивая габаритными огнями. Наверно, она плакала, не стирая слез и продолжая крутить педали, сумрачным праздничным днем, среди пустых рыжеватых полей, аккуратно очерченных по периметру рядами ровненького, облетевшего кустарника. Виктория гнала в неизвестность вихляющий велосипед, зная, что будет делать это до тех пор, пока хватит сил… И вот, что это? Дуновение, намек, залетевшее издалека напоминание. Ноздри Виктории затрепетали, жадно набрав полную грудь этого особого воздуха, глаза, с зоркостью гончей, пробежав окрест, отметили пару пасущихся за деревьями лошадей. Вот оно! Опилки, перестук копыт, сияние прожекторов… "Радость и страх, радость и страх." Ловкие руки отца, подхватившие упавшую малышку и вознесшие ее высоко, очень высоко – на башню своих плечей, возвышавшуюся над всем – над оставшимися внизу людьми над спиной скачущей лошади, над мелькавшей под ее быстрыми ногами каруселью манежа. -"Я буду сильной, папочка. Я буду ловкой и смелой, упорной и веселой, такой, какой знал меня ты…" Ни о чем больше не тревожась, Виктория въехала под навес автозаправочной станции под оранжевым пластиковым козырьком. Оставила велосипед у двери рядом с витриной, забитой разнообразными предметами автомобильного сервиса и, не задумываясь о том, что будет делать дальше, она толкнула стеклянную дверь. Призывно звякнул колокольчик, возившийся за прилавком пустого магазина лысый толстяк, поднял голову:
– Бонжур, мадмуазель.
– Здравствуйте, мсье. Моя мама больна. Она имеет большая температура. Болит голова. Вы имеете лекарство? Извините, – добавила она по-немецки. Мы путешествуем из Германия. Толстяк развел руками и спросил, нет ли у посетительницы рецепта от доктора, а потом стал объяснять, как найти ближайшую аптеку.
– Я плохо понимать французский. Большая температура. Hoche Fieber. Помогите, пожалуйста! Толстяк подозрительно прищурился:
– Никакой наркоты у меня нет. Уходите, мадмуазель, а то я вызову полицейских.
– Что, что? Мне надо лекарство от жара. Кашель. Температура. -Виктория вытащила из кошелька Динстлера наугад две банкноты и протянула продавцу. Он секунду колебался, потом взял одну из них, посмотрел на свет и скрылся за дверью, ведущей во внутренние помещения.
– Вот, возьмите. Я недавно сам болел гриппом. Лекарства остались. Вообще-то я предпочитаю лечиться по-другому. Глотать таблетки вредно. Если желаете, у нас есть коньяк или сливовый шнапс, – он старался говорить громче, как обычно говорят с иностранцами, подменяя эффект непонимания, ощущением тугоухости.
– Нет, нет мне надо только эти таблетки, – Виктория взяла коробочку, пытаясь прочесть показания.