– Это невозможно, я люблю тебя все больше и больше. Бывает даже тяжело – будто вот-вот умру от счастья". Она стояла у окна веранды, прощаясь с уже привычными, необычайно дорогими молоденькими елочками, кустами калины, подступавшими к дому и ставшими свидетелями и соучастниками их счастья. – Так страшно уезжать отсюда вдруг это место заколдованное…
– Заколдованное! – радостно согласился Алексей. – Мы с тобой оба колдуны и сами умеем сочинять сказки…
Прибывших с "необитаемого острова" влюбленных ждали будничные, прозаические и весьма обременительные проблемы: прописка и устройство на работу Алексея (он не желал и дня сидеть иждивенцем), посещение занятий по преддипломной практике, проходящей у Евгении в Институте народного хозяйства, оформление "Москвича" и поиски жилья. Впрочем, все это были лишь мелкие дрязги переходного периода от беспечной юности к семейному счастью. Супруги договорились, что после получения Евгений диплома со свободным распределением, наведаются в цирк – присмотрятся, определять перспективы. А пока Михаил Александрович устроил зятя в ДОССАФ инструктором по стрельбе и – одновременно – учеником на курсы вождения автомобиля. Поселились молодые у родителей в третьей комнате, называемой ранее "кабинетом" и служившей полковнику Дорогову личным убежищем под формальным прикрытием рабочего места.
В конце июня получила Евгения диплом с отличием, хотя и была на третьем месяце. Тошнило по утрам страшно, в сон клони– ло. Ползала она, как зимняя муха, ослабленная и раздражитель– ная, из энтузиазма предавалась мечтам о цирковом будущем. Но всем было ясно, что появление ребенка изменит семейные планы. В сентябре Алексей один уехал к Караевым, начинавшим в Днепропетровске новый гастрольный сезон, а Евгения устроилась работать в школу, заявив директрисе, что с зимних каникул пойдет в декрет.
Все складывалось совсем неплохо и Женя старалась не слу– шать мать, потихоньку подзуживающую, приводящую какие-то идиотские примеры насчет матерей-одиночек и команди– ровочных романов.
– Ходишь одна с животом, словно разведенка. А он там по манежу скачет – вольный орел. Так и не узнает кто и когда родится… Бедная ты моя, девочка. Но Евгения на провокации не поддавалась, сказала что муж любит ее надежно и ответственно.
Алексей прилетел из Свердловска за неделю до назначенного врачами срока. Но Женя не торопилась в роддом, измучившись ожиданием. Муж сидел как на иголках, ночью вскакивал, прислушиваясь к дыханию Жени, боялся из дома выйти – ждал.
И наконец – случилось. Все равно неожиданно, тревожно и страшно. Почти сутки длились у Евгении схватки и все это время просидел в вестибюле будущий отец под кумачовым плакатом "Беременность – естественное состояние советской женщины".
В 9 часов утра 17 февраля ему сообщили, что Евгения благополучно родила дочь – значит, как условились заранее – Вик– торию. Вечером Алексея пустили к жене лишь только потому, что находился он здесь на особом положении. Во-первых, следующим утром должен был возвращаться в Свердловск на работу, а во-вторых, – пользовался актер особой симпатией медперсонала. Леше разрешили посидеть у постели жены и даже немного подержать в руках легонький, пахнущий молоком и дезинфекцией пакетик – 3 кг.500 г., 63 см. Беленькая, с бесцветным пухом на макушке и крохотными беспокойными ручками – Виктория…
Еще три дня после отъезда мужа, стояли на тумбочке у кровати Евгении его тюльпаны – алые, крепенькие, с узкими острыми мордочками, перетянутыми тонкими резинками. Три десятка – пря– мо с рынка, в хрустящем целлофане.
– Сколько же твой за эти цветочки отвалили? Небось рублей сорок, гадала нянечка, любуясь цветами, а главное – нерасчетливостью циркача. Другой бы лучше на продукты поистратился и три гвоздики притащил. Этому же, в первую оче– редь красоту подавай. Вот что значит Артист!
Когда Евгения освободила бутоны от резинок, они распахнулись прямо на глазах огромными лаковоалыми солнцами. И к вечеру опали. …
Начала Евгения ждать лета, то есть возвращения мужа и растила дочь, не упуская возможности продемонстрировать окру– жающим полную удовлетворенность своей женской долей – носилась с письмами и телеграммами, приходившими непривычно часто, но не как положено, к праздникам, а – ни с того, ни с сего – в порыве чувств. Будто такая уж необходимость посылать через тысячи километров телеграфный текст, содержащий всего три слова "скучаю люблю Леша".
А вот снимки, сделанные цирковым фотографом для альбома новой программы, посвященной исключительно аттракциону Караевых – "Кавказские напевы", Евгения показывала всем, красная от гордого бахвальства. В "семье" джигитов появи– лась пара молодых парней, выпускников циркового училища и одна барышня-гимнастка, взявшая на себя основную женскую партию. Аттракцион, собственно, стал маленьким спектаклем, отлично срежиссированной серией зарисовок кавказского быта, – погони и скачки, мирный отдых селения с неизбежными конными соревнованиями джигитов и состязаниями стрелков и, наконец, свадебный той – с песнями и танцами, с умыканием невесты и финальным выездом новобрачных на белом коне. В качестве соавтора сценария и сорежиссера в программе был указан Алексей, он же принимал ведущее участие в танцевальном и стрелковом номере. Не понравилось только Евгении, что на фотографиях рабочих моментов, ее муж почему-то фигурировал и в роли Жениха, держащего перед собой в седле смущенную Невесту. Особенно хорошо были видны его руки, обхватившие чужой стан крепко и бережно. Евгении сильно хотелось плакать, а Татьяна Ивановна заводилась вообще с пол оборота, при виде трудовых успехов зятя.
Да какая Евгении польза от того, что беглый муж пишет и звонит чуть не каждый день и посылку прислал – меховые крошеч– ные унты и варежки для дочери – огромные, годика на три.
– Это как понимать? Супруг твой, я вижу, рассчитывает только к детскому саду объявится, – хмыкала Татьяна Ивановна, рассматривая вещи. Ты должна что-то решить, Евгения. Девочка растет, а Алексей никак не взрослеет. Хватит ему по стране мотаться. У тебя работа нормальная и его со временем хорошо пристроим. Квартиру в новом доме скоро получите. Надо жизнь устраивать, на что-то решиться наконец.
Лето Алексей просидел дома, вернее на даче – в доме Жениной бабушки под Клином с женой и ребенком. Девочка была еще совсем крохотная и забот домашних полно – воду таскать, кипятить, за продуктами на велосипеде в сельпо ездить, дров нако лоть, в городе помогать, крышу чинить… Закрутился Алексей со всем этим, а когда опомнился в конце августа, то засомневался
– уж и цирковой ли он? Или так и жил здесь с огуречными парни– ками, соседскими курами и детским манежем, выставляемым в теплые дни под сиреневые кусты? Работа простая, мужицкая, добрая. Жена тихая под боком и дитя веселенькое, уже что-то по своему лепечущее и начавшее приучаться к горшку. А вечера, а зори, а вылазки за грибами и пару посиделок с удочкой у спящего озера! Разве плохо тебе, Алексей? И лишь только впустил он себе в душу эту мысль – остаться, прижиться, обзавестись хозяйством, зажить как люди, восстала душа, негодованием вспыхнула. Не ожидал Алексей, что лишь теоретически предполагаемое расставание с цирком, поднимет такую неуемную бурю негодования.
– Не могу я, хоть режь – не могу! Больной что ли, наркоман – не знаю. Нет мне житья без цирка, – сообщил он Жене в конце августа, как отрубил. – Без тебя то же не могу… – Добавил помолчав и в сердцах метнул топор в березовый ствол. Лезвие впилось точно посередке вырезанного им как-то в приливе нежных чувств, сердца.
К началу сентября Алексей уехал и стали они жить как между двух стульев. Муж в разъездах, Евгения в школе преподает язык, тайно надеясь, что не сложится дальнейшая карьера мужа и вернется он, угомонится.