— А где Мекка?

— Макках, — поправила меня она. Она поразмыслила, затем уверенно ткнула пальцем куда-то мне за спину.

— Значит, там, — сказал я. — Хорошо. Но как Далеко?

Нура только плечами пожала. Она знала не слишком много.

— Прости, — сказала она. — Старый шейх задавал те же самые вопросы. Может, дядя Хассанейн знает больше.

Старый шейх! Я так зациклился на своих страданиях, что забыл о Папе.

— Старый шейх жив?

— Да, благодаря тебе и мудрости шейха Хассанейна. Когда Хиляль и бен-Турки нашли вас в дюнах, они подумали, что вы оба мертвы. Они вернулись в лагерь и если бы вечером не рассказали шейху Хассанейну о вас, вы были бы мертвы без сомнения.

Я уставился на нее во все глаза.

— Хиляль и бен-Турки бросили нас там? Она пожала плечами.

— Они подумали, что вы умерли. Я вздрогнул.

— Я рад, что им пришло в голову вспомнить о нас, когда они уютно сидели у общего костра.

Нура не уловила моей иронии.

— Дядя Хассанейн привез вас в лагерь. Это его шатер. Старый шейх в шатре бен-Мусаида. — При этом имени она опустила глаза.

— А где же спят твой дядя и бен-Мусаид?

— Они спят с прочими, не имеющими шатров. На песке у костра.

Это, естественно, заставило меня почувствовать себя несколько виноватым, поскольку я знал, что в пустыне ночью очень холодно.

— А как старый шейх? — спросил я.

— Крепнет с каждым днем. Он очень пострадал от солнца и жажды, но не так сильно, как вы. Он выжил благодаря вашему самопожертвованию, шейх Марид.

Я не помнил никакого самопожертвования. Я не помнил ничего о том, как мы шли. Наверное, Нура заметила мое замешательство, поскольку наклонилась и коснулась моих розеток.