— Назад в ящик, потом в землю до полуденной молитвы. Не беспокойтесь о нем. Он ничего не почувствовал.

— Да будет с ним мир и благословение Аллаха, — сказал я. Меня снова передернуло.

— Да, — сказал ассистент. — Именно так, как вы сказали.

— Мистер Одран? — позвал доктор Бешарати.

Я обернулся и увидел его в дверях. — Идите-ка сюда, и я покажу вам то, о чем говорил.

Я пошел вслед за ним в рабочую комнату с наполовину прозрачным потолком. Света тут было побольше, но что до запаха, он был еще хуже. Стены комнаты, от пола до потолка, были заняты полками. На каждой полке в двенадцать дюймов высотой стояло по паре тысяч белых пластиковых пробирок, набитых по четыре штуки в глубину и по четыре в высоту, так что не оставалось ни дюйма свободного места. Доктор Бешарати перехватил мой взгляд.

— Я был бы рад избавиться от них, — грустно сказал он.

— А что это? — спросил я.

— Образцы. По закону мы обязаны хранить все образцы в течение десяти лет. Как срезы сердца и мозга Максвелла. Но поскольку формальдегид опасен, город не позволяет нам сжигать их, когда приходит время. И не позволит нам зарыть их или спустить в канализацию из-за угрозы заражения. Скоро у нас тут совсем не останется места. Я обвел взглядом полки в комнате.

— И что вы собираетесь делать?

Он покачал головой:

Не знаю. Может, нам придется снимать складские помещения с морозильниками. Это дело города, но городские власти всегда отвечают, что у них нет денег, чтобы привести в порядок мое учреждение. Мне кажется, что они просто забыли, что тут, внизу, есть мы.

— Я напомню эмиру о вас, когда в следующий раз увижу его.

— Да? — с надеждой сказал он. — Как бы то ни было, посмотрите на это. — Он показал мне на старый микроскоп, который, наверное, был новым в те времена, когда доктор Бешарати впервые начал мечтать о том, чтобы поступить в медицинский колледж.

Я уставился в окуляры микроскопа. Увидел несколько помеченных клеток. Это все, что я мог различить. — Что это? — спросил я.

— Срез мускульной ткани Халида Максвелла. Видите тот рисунок разложения, о котором я говорил?

Я понятия не имел, как должны были выглядеть клетки, потому не мог судить о том, как они изменились от выстрела парализатора.

— Боюсь, что нет, — ответил я. — Должен буду положиться на ваше слово. Но вы-то его видите, правда? И если вы увидите другой образец с тем же самым рисунком, то будете ли вы готовы подтвердить, что использовалось одно и то же оружие?

— Я-то да — медленно сказал он. — Но, как я сказал, в суде мои показания не будут иметь веса.

Я снова посмотрел на него.