Наташа понимающе и грустно кивнула — умом она понимала, что рано или поздно этот разговор должен был состояться, хотя она и ужасно не хотела этого.
— Там куда ты ездила, — спросила она, — тебе что-то удалось выяснить?
— Да, — кивнула Илта, — удалось. Рассказывать долго, да и вряд ли ты сможешь во все это поверить. Одно могу сказать — все, что тебе рассказывали про ваш Центр ложь. То, что задумали большевики — много хуже того, что творится здесь. Императором клянусь, покровителем моим Эрлэн-ханом и памятью матери, что я не вру.
— Я верю тебя, — чуть слышно произнесла Наташа. Сама не зная почему, она и правда верила сейчас Илте, даже не из-за ее слов — из-за тона каким они были сказаны.
— Ты можешь остановить это, — глядя в упор в глаза девушки, произнесла Илта, — от твоих слов зависит, как скоро кончится эта чертова война. Поверь от этого будет лучше всем — даже тем, кто и сейчас воюет за «власть Советов». Не советов уже эта власть, а вот чья — тебе лучше и не знать. Расскажи где тот Центр, будь нашим проводником — ты поможешь и себе и всем, кого ты знаешь и любишь.
Наташа глянула на Илту, закусив губу, — куноити только что не слышала, как ее мысли несутся вскачь, словно табун монгольских лошадок.
— Я помогу тебе, — наконец сказала Наташа, — я долго думала, пока тебя не было. И решила, рассказать все, что знаю о Центре, если понадобится — и показать все что нужно. И сделаю это не только потому что я верю тебе — но еще и потому, что я знаю, что тем, кому я верила раньше, верить нельзя. Меня использовали, мне лгали, меня хотели убить. И они добились своего — теперь я тоже хочу, чтобы тот проклятый режим провалился в Ад.
Она подняла голову и взглянула в глаза Илте и теперь уже та поняла — Наташа не врет.
— Я тебе про отца тоже не все рассказала, — тихо добавила она, — его еще в тридцать восьмом расстреляли, как «троцкиста». Был грех, пересекались в Гражданскую с Львом Давидовичем — батя того не стыдился, но и не болтал особо. Говорили, что шпион, что «фашист», что на англичан работал — и я поверила. Поверила им, будь они прокляты!!!
Наташа уронила голову на руки и зарыдала. Илта успокаивающее погладила ее по голове.
— Послезавтра Сиро Исии выезжает в Хабаровск, — произнесла она, — он должен быть на празднике, рядом с Ямадой. Оттуда, наверное, и двинемся на ваш Центр. Я упросила Исии разрешить тебе выехать в Хабаровск. Хоть погуляем перед марш-броском по тайге.
Она слегка боднула головой Наташу и с облегчением увидела, как на заплаканном лице появляется слабая ответная улыбка.
В преддверии Императорского парада Хабаровск напоминал разворошенный муравейник. Разрушенная бомбардировками, столица Приамурского края быстро отсроилась и сейчас напоминала исполинскую ярмарку. С любого мало-мальски заметного объекта в городе свисало с полдюжины различных флагов. Больше всего было конечно японских и маньчжурских, за ними шли британские и канадские флаги, а также российские триколоры Приамурского земского края. Попадались и знамена богдо-гэгэгэнской Монголии и флаги Забайкальского края и даже «жовто-блакитные прапоры» с нанесенным у древка зеленым треугольником — флаг Зеленого Клина.
Уставший от войны народ с восторгом встречал масштабное празднование. Ничего подобного не припоминали даже старожилы. Центральные улицы, по которой должен был проехать кортеж Пу И вместе с высокими гостями, держали под особым присмотром, зато чуть поодаль кипела жизнь. Как грибы вырастали все новые лавки, магазины, кафе и рестораны, возле которых толпились люди все рас и вер: японцы, русские, англичане, казаки, украинцы, монголы, маньчжуры, эвенки. Рестораны японской и китайской кухни, соседствовали с хлебосольными русскими трактирами и украинской корчмой, а для союзников-англичан даже открылось несколько пабов. Зачастую под прикрытием всех этих заведений, действовали иные, более предосудительные — опиекурильни, игральные дома и, конечно же бордели — от элитных, предназначенных для высших сановников и военных чинов союзных армий до самых дешевых доступных даже таежному зверолову.
Посмотреть на церемонию приехало множество народу, так что за эти дни население Хабаровска временно увеличилось, по меньшей мере, втрое. Соответствующей была и охрана — помимо традиционных казачьих и монгольских патрулей в помощь им прибыли подразделения Королевской канадской конной полиции и отряды гуркхов. В случае провокаций предусматривалось, что на помощь охранным частям придут и военные.
— Натка, ну где ты?! — Илта завертела головой, ища куда-то запропавшую подопечную. Обнаружилась она быстро — стоя у охотничьего прилавка, она вертела в руках шкурку черного соболя, о чем-то спрашивая стоящего рядом старого эвенка. Сморщенный узкоглазый зверолов, подобострастно улыбаясь, что-то рассказывал ей и Наташа уже тянулась к карману, где лежали врученные ей накануне Илтой сто иен.
— Эй, ты что? — Илта ухватила Наташу под локоть. — Сколько? — спросила она старика на языке таежного народа. Эвенк назвал цену и брови куноити невольно поползли вверх.
— Ну, ты даешь, дед — она покачала головой, — пойдем отсюда.
— Но… — слабо попробовала возразить докторша, тоскливо смотря на соболий мех.
— Пойдем-пойдем, — решительно сказала Илта, — так ты все деньги в первый день спустишь. Он втридорога дерет, поверь человеку, который в тайге мало не год прожил. У меня тут есть знакомые охотники, они за полцены мех продадут. А пока нам надо в гостиницу.