Сбросив оцепление, Сурьяна пошевелилась, выбираясь из-под меня, перебралась на лавку, поспешив укрыться одеялом. Я опрокинулся на спину и прикрыл веки. Все кружилось в тошнотворном котле, и чувство неудовлетворенного желания давило нещадно. Уж лучше бы не пил столько браги — все вышло куда хуже, чем думал. За общим столом пытался заглушить все чувства, притупить, а вышло наоборот.
Рванул ворот рубахи, который колол и душил, слыша, как по стенам и кровле глухо стучал дождь — хорошо бы сейчас на улицу выйти под ливень, промокнуть до нитки, да очухаться малость, потому что проклятое не выплеснутое желание, наваждение причиняло невыносимую муку. Сурьяны хотелось касаться, искать в темноте ее губы и владеть ими, забираясь руками под тонкую рубаху, накрывая груди ладонями, сжимать их и прокикать в горячее лоно. Ее терпкий и сладкий запах щекотал нос, делая меня еще пьянее. Я оказался словно в ловушке, но меня никто не держал, эта ловушка была иного рода, сотканная из собственных губительных для меня чувств, которые девушка вызывала во мне, побуждая хотеть всего этого. Я будто угодил в топь, в которой медленно, но неизбежно тонул.
В какой миг я уснул, провалившись в оглушающую черноту. Мой сон был крепкий и слишком короткий, но так только казалось, потому что, когда я открыл глаза, уже светало, и клеть заполнял холодный рассвет.
Обведя мутным взглядом холодный низкий потолок и бревенчатые стены, сухо сглотнул — в глотку, будто песка насыпали. Вслушался в тишину — ей полнился весь дом. Страшно захотелось пить. Я резко повернул голову к лавке, где должна спать Сурьяна, и мгновенно сел, не увидев девушку. Не замечая прострелившую затылок боль, в непонимании лихорадочно оглядывал пустую постель и смятые одеяла.
4_12
Всплеск воды за спиной заставил обернуться. Сурьяна стояла у кади, босая, только беленая рубаха чуть скрывала икры, волосы, чуть спутанные от сна, струились по спине до поясницы. Она смотрела на меня немного испуганно и недоуменно, медленно опустила ковш, из которого только что пила. Мне ее уже приходилось видеть размягчившуюся и изнеженную сном, но сейчас она будто сияла изнутри, такой жемчужной казалась ее кожа, бледное лицо в обрамлении медных волос приковывала к себе взгляд.
Она, видимо, смутившись, растерянно отвела взгляд и молча попятилась к лавке. В тот же миг за дверью послышались шаги, дверь распахнулась, и я едва успел подняться с тюфяка, заслоняя собой скользнувшую под одеяло Сурьяну, как непрошеный гость заглянул внутрь. Из-за приоткрывшейся створки появился Добромысл, весьма бодрый и выспавшийся. А мне остро захотелось придавить створкой его голову, чтобы неповадно совать нос, куда его не зовут. Но быстро успокоился — староста ведь ни сном, ни духом, что со мной рядом девица. Я прошел вперед, вынуждая Добромысла отступить в полутемный переход.
— Разбудить пришлось — узнать мне нужно, собирать вас в дорогу или нет? Ливень до сих пор льет, будто Сварог решил все небесное море на нас вылить. Не дороги, а хлябь одна, боюсь, увязните где-нибудь. Обождать нужно, пока ненастье стихнет.
Гадство! Голова загудела еще сильнее. Оставаться, конечно, желания никакого не было, ко только деваться, выходит, некуда.
— А Кресмир где?
— Так не добудился, — хмыкнул Добромысл, прищуривая хитрые глаза. — Брага да мед у меня крепкий, оно и понятно, почему так сморило.
Я мрачно смерил его взглядом. Староста перевел взгляд на дверь, за которой осталась Сурьяна. Я перехватил его быстрый взгляд.
— Нам другую избу искать или здесь оставишь?
Конечно, к другим не совсем хотелось подселяться — лишние разговоры, уши и глаза. Я хмыкнул самому себе — с каких пор я стал таким осмотрительным и осторожным? С каких пор в моей ватаге появилось что-то такое ценное, что я остерегаюсь лишних слухов? Меня будто укололи иглами со всех сторон, когда все естество обратились к той, что была сейчас за моей спиной.
— Так неужто обидел чем-то, что спрашиваешь так? — приосанился Добромысл, будто мои слова его и впрямь задели.
— Нет, не обидел, мне на руку будет, если оставишь.
— Гостите, сколько потребуется, — положил широкую ладонь на свою грудь Добромысл. — Жена сбитня приготовила, оно сейчас самое то, — добавил он уже умиротворенно.
А мне хотелось, чтобы он скорее ушел. Староста будто услышал мои мысли, не стал задерживаться больше, отступил, а я, наконец, вернулся в клеть, едва соображая, что к чему, потому что голова стала чугунной и трезвонила страшно. Ко всему я был в скверном духе. Потому что вчера так и не получил того, что давил в себе весь вечер и полночи.
Глава 5
Я так и осталась сидеть под одеялом, слыша разговор мужчин за дверью. Все это было похоже на какой-то сон, из которого хотелось выбраться поскорее на поверхность и, наконец, осмыслить все, что со мной произошло за эти дни. Но чем чаще я делала эти попытки, тем сильнее утягивало меня на самое дно, вязкое, темное и мутное. Я сама себя не понимала — перестала понимать с того мига, как княжескую ватагу растерзали, беспощадно убив всех до единого. Но даже это не приводило меня в чувство, не было и объяснения тому, что произошло той темной ночью, когда я поддалась горячим настойчивым рукам молодого мужчины — незнакомца, который подарил мне гребень, позволила себя касаться, самозабвенно и бездумно. До сих пор не понимала, что на меня нашло. Быть может, потрясение, скорая смерть гридней, верного отцу Лютобора и Ветицы…