Умный политик добьётся гораздо большего взаимовыгодными договорами, чем издевательствами! Я не стала произносить этого, просто хотела, чтобы принц задумался. Посмотрел с другой стороны.

— Нет такой мотивации, Эльвин.

— Это льёрд Мерс вам сказал?

Потом обязательно разберусь, зачем это Мерсу. Кто за всем стоит.

Но сейчас… сейчас нужно заручиться поддержкой жениха. Которую он мне не единожды обещал!

— Полагаешь, ты за один день изучила его лучше, чем Гюстав за долгие годы?

— Нет. Но я уверена, что когда на страже границ стоит тот, кто действительно хочет их защитить, это гораздо лучше, чем когда он только и ищет повод обойти приказ и обернуть силу против нас же. Нельзя так обращаться с последней надеждой, мой принц.

— Я был бы рад, если бы это было так, Эльвин, — вздохнул Ниссвил. — Но ты не понимаешь, о чём говоришь.

Отпустив меня, он выглянул в коридор, где по-прежнему стояли охранники.

— Убрать здесь всё, — приказал. — Унести кровать, кресло. Вернуть прежний вид.

Но…

Я смотрела на своего жениха и ощущала, как рушится последняя надежда. Всё бесполезно. Он не прислушается. Не в этот раз.

— Как только Эрдана погрузят обратно в стазис, — проговорил принц, снова оборачиваясь ко мне. — Ты снимешь все свои печати. И больше никогда, обещаю тебе, никогда с ним не столкнёшься.

И снова это звучало слишком двояко. Не только как обещание любимой женщине избавить её от неприятных обязанностей — но и как предупреждение.

После этого принц улыбнулся — мягко, чарующе, будто ни в чём не бывало. Подал мне руку:

— Идём, дорогая, матушка, должно быть, уже заждалась тебя. Впрочем, льёрд Антуан всегда может скрасить ей ожидание.

И снова тонкий укол-намёк. Напоминание, кому мы обязаны и положением брата, и всем, что у нас есть сейчас.

И теперь, опустив голову на мягкие юбки, я слушала родной голос и думала, думала.

— Это всё смятение перед свадьбой, это нормально, моя хорошая, но ты уж не подведи своего жениха. Ты будущая королева!

Да. Почти королева. Но сегодня впервые за всё время с момента оглашения нашей помолвки я ощутила себя не столько на вершине счастья, сколько в тисках.