Часто, когда Тахи что-то спрашивала, ему казалось, что она хочет его подловить. Ответить «нет» означало бы признаться, что ему нравится ее запах. Ответить «да» было бы оскорблением. И ложью. Атлатль задумался над тем, как она это спросила. Или же «нет» будет значить, что ему не нравится ее запах, а «да», что нравится?

Лучше уж вовсе ничего не отвечать.

– Покажи, что ты прячешь, – попросила она, когда Атлатль благоразумно промолчал.

Он только промычал что-то в ответ.

Тахи подошла и дотронулась до его руки.

Изгиб ее губ. Линия носа. Ее мягкий взгляд. И прикосновение рук. Все эти подробности Атлатль мог описать наизусть. Он вспомнил, как думал о песнях Тахи, когда к нему приближался саблезубый тигр, как верил, что она пела их для него, и надеялся, что сможет вспомнить эти песни в следующей жизни.

Девушка отвела его руку, которой он прикрывал поцарапанный нос.

– Саблезубый тигр, – пояснил он, когда ее глаза расширились от удивления.

– Саблезубый тигр?

– Я пел, чтобы напугать его.

– Удивительно, что он не упал замертво, – подметила Тахи. – Твое пение – это грозное оружие.

– К сожалению, – вздохнул Атлатль, – его смерть – не моя заслуга.

Возможно, ей бы понравилась его история. Он задумался, стоило ли продолжать рассказывать ей о саблезубой тигрице, ее детеныше и лютых волках.

– Тебя не было очень долго, – сказала Тахи.

Неужели она это заметила? Сердце юноши учащенно забилось.

– Дети скучали и спрашивали о тебе, – добавила девушка.

Его словно окатили ледяной водой. Мужчины ушли на охоту, а Атлатль должен был смотреть за детьми, чтобы с ними ничего не случилось.

– В одиночку на холмах может быть очень опасно, – продолжила Тахи.

– Значит, хорошо, что я вернулся, – ответил он.

– Конечно, – промолвила девушка. Когда он попытался понять, значит ли это, что она скучала по нему за время его отсутствия, Тахи продолжила: