Мне было жаль этих простодушных олухов. С их слабым умишком они не в силах были прийти к единственно правильному заключению: подобный мгновенный прогресс объясняется только одним – наличием у подопытного сознания. Я был уверен, что Зира на их месте догадалась бы.
Однако вся моя мудрость и излишнее рвение привели совсем не к тем результатам, что я ожидал. Гориллы ушли, так и не дав мне банана: мой сторож сам сжевал его на ходу. Зачем ему было меня баловать, если цель опыта уже достигнута и без награды!
На следующий день гориллы вернулись с новыми приспособлениями. Одна несла в руках колокольчик, другая катила перед собой тележку, на которой был установлен какой-то аппарат, похожий с виду на магнето. На сей раз, заранее зная, каким опытам нас собираются подвергнуть, я догадался о назначении этих предметов еще до того, как гориллы пустили их в ход.
Начали они с соседа Новы, здоровенного парня с удивительно тупым и мрачным взглядом. Он стоял у решетки, схватившись за прутья руками, как это теперь делали все мы, когда появлялись сторожа. Первая горилла принялась звонить в колокольчик, у которого оказался неожиданно низкий звук; вторая в это время присоединяла провода от магнето к решетке. Когда колокольчик прозвонил достаточно долго, второй сторож крутанул ручку магнето. Человек сразу отскочил от решетки, испуская жалобные вопли.
Эту операцию над тем же подопытным гориллы повторяли многократно, каждый раз подманивая человека к решетке фруктами. Цель опыта была мне известна: выработать у подопытного новый условный рефлекс, чтобы он отпрыгивал в глубь клетки при первых же звуках колокольчика, еще до того, как почувствует электрический удар. Но в тот день добиться результатов им не удалось: психика этого парня была слишком слабо развита, и он никак не мог установить связь между причиной и следствием.
Я ждал своей очереди, внутренне посмеиваясь: мне не терпелось продемонстрировать им различие между инстинктами и разумом. Едва колокольчик зазвонил, я быстро отпустил прутья решетки и отступил в глубь клетки. При этом я смотрел на моих сторожей и насмешливо улыбался. Гориллы нахмурились. Теперь они уже не смеялись надо мной. Казалось, они впервые начали подозревать, что я над ними издеваюсь.
Тем не менее они решили продолжить опыт, но тут им помешало появление группы посетителей.
15
По проходу двигались трое: самка-шимпанзе Зира и две обезьяны, одна из которых была, очевидно, высоким начальством. Это был самец-орангутанг, первый орангутанг, которого я увидел на Сороре. Ростом меньше гориллы, он казался гораздо более сгорбленным. У этого орангутанга были такие длинные руки, что он на ходу частенько опирался на костяшки согнутых пальцев, чего другие обезьяны почти никогда не делали. Создавалось странное впечатление, будто он идет, опираясь на две палки. Его втянутую в плечи голову обрамляли длинные пряди рыжеватой шерсти, а на морде застыло глубокомысленное выражение старого педанта. Всем обликом своим этот орангутанг напоминал отягощенного годами почтенного священнослужителя. Да и костюм его резко отличался от одежды остальных обезьян: на нем был давно не чищенный длиннополый редингот черного цвета с пурпурной звездой на лацкане и такие же пыльные черные брюки в белую полоску.
За орангутангом семенила маленькая самочка-шимпанзе с тяжелым портфелем. По ее поведению можно было заключить, что она являлась его секретаршей.
Я думаю, читателя уже не удивляет, что я на каждом шагу отмечаю особенности поведения обезьян и выражение их лиц. Клянусь, любой разумный человек на моем месте принял бы эту парочку за высокочтимого ученого и его скромную секретаршу. Их появление дало мне возможность лишний раз убедиться, что среди обезьян существует довольно строгая иерархия. Зира обращалась к своему ученому патрону с явным уважением. Два сторожа-гориллы, едва завидев посетителей, бросились им навстречу, кланяясь чуть не до земли. Однако орангутанг в ответ лишь благосклонно помахал им лапой.
Посетители сразу направились к моей клетке. И неудивительно: разве я не был самым интересным экземпляром из всей партии? Я встретил высокое начальство самой дружеской улыбкой и обратился к орангутангу с выспренней речью.
– Дорогой орангутанг! – произнес я. – Ты не представляешь, насколько я счастлив, что наконец-то встретил существо, чей облик исполнен мудрости и проницательности! Я уверен, что мы поймем друг друга.
«Дорогой орангутанг» при первых же звуках моего голоса подскочил от неожиданности. Потом он принялся чесать ухо, подозрительно осматривая мою клетку, словно опасаясь какого-нибудь подвоха или мистификации. Тогда к нему обратилась Зира: раскрыв свой блокнот, она начала зачитывать относящиеся ко мне записи. Она пыталась в чем-то убедить орангутанга, но тот не хотел ничего слышать. Несколько раз он прерывал ее напыщенными сентенциями, пожимал плечами, мотал головой и под конец, заложив руки за спину, принялся расхаживать взад и вперед перед моей клеткой, время от времени бросая на меня весьма неодобрительные взгляды. Остальные обезьяны ожидали его решения в почтительном молчании.
Впрочем, почтительность эта была, пожалуй, чисто внешней: заметив, какими знаками обменивались исподтишка сторожа-гориллы, я понял, что в душе они насмехаются над своим шефом. Поведение орангутанга меня раздосадовало и разочаровало, поэтому, заметив, что остальные обезьяны не принимают его всерьез, я решил разыграть маленькую сценку: может быть, он, наконец, оценит мою сообразительность! И вот я тоже принялся расхаживать по клетке, заложив руки за спину, сгорбившись и хмуря брови с видом глубокой задумчивости.
Гориллы едва не задохнулись от смеха, маленькая секретарша, чтобы не выдать себя, уткнулась мордочкой в раскрытый портфель, и даже Зира не могла сохранить серьезность. Я от души радовался успеху своей импровизации, пока не сообразил, что она может обойтись мне дорого.
Орангутанг заметил мою мимику и рассвирепел. Несколько сухих фраз, произнесенных резким тоном, мгновенно восстановили порядок. После этого он остановился передо мной и начал диктовать секретарше свои замечания.
Диктовал он довольно долго, подчеркивая каждый период напыщенными жестами.
Вскоре мне надоела его самодовольная тупость, и я решил еще раз продемонстрировать свои способности. Протянув к нему руку, я произнес, стараясь выговаривать как можно лучше:
– Ми Зайус!