Приподнявшись на локте, Хэ Су, уже не сдерживаясь, плакала, касаясь дрожащими пальцами белого цветка лотоса, ягод барбариса и маленькой синей бабочки – символа их любви, который вновь соединил их спустя тысячу лет.
– Та самая… Но как? – только и сказала она, поглаживая потемневшие от времени острые зубцы шпильки, а слёзы её, стекая по щекам и подбородку, капали Ван Со на ладонь, покрывая лотос рассветной росой.
– Я всё тебе расскажу, – пообещал Ван Со, собирая её волосы в тяжёлый узел и закалывая его шпилькой. – Обязательно расскажу… потом…
Потом.
Они ещё наговорятся друг с другом. И Хэ Су заварит ему чай из свежих листьев, который они будут пить с медовыми сладостями на веранде ханока. А после пойдут бродить по дорожкам сада, взявшись за руки. И он посадит её в лодку и отвезёт на самую середину озера – туда, куда не достают тени деревьев и где солнце золотит прозрачную воду. И повторит своё предложение просто для того, чтобы ещё раз услышать ответ, которого так долго ждал.
Всё это будет потом, непременно будет, и не только это. Впереди у них – целая жизнь, одна на двоих. И пусть она не всегда будет безоблачной и ясной, как это удивительное утро, зато они больше не расстанутся.
А пока…
Ван Со тихо рассмеялся, глядя, как из ненадёжного узла на затылке Хэ Су выскальзывает серебряная шпилька, перехватил её в падении, отложил в сторону и вернулся в объятия любимой – единственное место на всём белом свете, куда ему всегда хотелось вернуться.
Во все века. В каждом из миров.
========== Вместо эпилога. Завтра ==========
Настроение: Silver Screen – Water Of Life
Жил когда-то на небе, как будто во сне,
А теперь я живу на земле{?}[Отрывок из стихотворения «Волны омывают песок» (по книге С. А. Танцуры «Время цикад:Древневосточная поэзия»).].
Ли Юй
Чхве Чжи Мон не собирался возвращаться в Сеул. По крайней мере, уж точно не сейчас. Слишком длинной была эта ночь, и он слишком устал и переволновался.
Проводив взглядом Ван Со, он с минуту ещё задумчиво разглядывал закрывшуюся в стене дверь, а потом завёл мотор. Но не стал выезжать обратно на шоссе, а вместо этого по узкой грунтовой дороге, тянувшейся вдоль его обширных владений, медленно доехал до небольшого холма на опушке хвойной рощи и поставил машину в естественной нише из обвитых плющом скал и кустарника, что защищала от ветра, дождя и посторонних взглядов, которых тут и быть не могло.
Он не стал надевать куртку, вышел из машины и, обойдя её, уселся на багажник. Опираясь руками о влажный остывающий металл, смотрел вдаль, на сосновые кроны, за которыми угадывался его загородный дом, что он возводил и обустраивал долгие годы – и всё ради того, что происходило там сейчас.
Ждать ему пришлось недолго. Прозрачный ночной воздух над сосновыми дюнами, напитанный унявшимся дождём, вдруг задрожал, уплотнился и мгновением позже заискрился и вспыхнул, разгораясь невидимым пламенем, источник которого угадать было нетрудно.
Проводники бывшими не бывают.
Да и сила этого пламени, этой невероятной любви была такова, что не нужно было обладать сверхспособностями, чтобы почувствовать её и восхититься ею, даже будучи обычным человеком. Ради неё, ради этой чистейшей первозданной любви расцвело могучее древнее государство, через жертвы, через потери, через множество препятствий, которые стоило пройти, и трудности, которые стоило преодолеть, чтобы она сейчас алым заревом разливалась над кронами притихших в изумлении сосен.