Он сделал это. Он! Намертво спаял два сердца, а потом оторвал их друг от друга. Оторвал с мясом и кровью, выполняя волю Небес. Может ли последнее служить для него индульгенцией? Он не думал об этом и не искал себе оправдания. Он прибыл сюда, чтобы попытаться хоть что-то исправить.

Чжи Мон открыл глаза и сообразил, что стоит у входа в чайную, откуда уютно веяло домашним теплом, свежей выпечкой и горячим питьём. И, поддавшись соблазну, он вошёл во двор, устроившись за пустующим столом под тенистой акацией так, чтобы наблюдать за тем, что происходит вокруг.

Он никуда не спешил, потому что знал: не опоздает.

Рынок Сонгака продолжал жить своей жизнью. Улочки полнились людьми, стражниками, торговцами. Всё было как всегда. И всё равно в июньском воздухе и приглушённых разговорах чувствовались напряжение и тревога.

А кому не страшно при смене правителя?

– Скажи, отец, – поинтересовался Чжи Мон, принимая из рук седовласого хозяина заведения ароматный чай из пионов. – Всё ли благополучно в столице?

Старик задержался возле него и окинул оценивающим взглядом его дорожную одежду.

– Господин, видимо, прибыл издалека? – осторожно начал он.

– Издалека, – честно кивнул Чжи Мон, отпивая чай, который оказался весьма недурным. Конечно, это был не тот тонкий терпкий напиток, что заваривали придворные дамы Дамивона, но и не гнусная пыль параллельных миров в бумажных пакетиках, которую неразборчиво поглощали там, откуда он явился.

Старик неуверенно потоптался на месте. На его морщинистом лице без труда читалась борьба страха и желания почесать языком. Но его любопытный гость не был похож на шпиона и уж тем более на стражника – скорее, на странствующего учёного, и почтенный хозяин решился:

– Ходят слухи, Его Величество император Кванджон при смерти.

По его тону нельзя было определить, удручает его этот факт или обнадёживает.

– Так ведь император, говорят, куда как суров, – попробовал качнуть чашу весов Чжи Мон, побуждая собеседника к откровенности.

Ждут ли простолюдины Корё скорой кончины Кванджона, пеняют ли ему на беды и трудности, уповают ли на лучшую жизнь при новом правителе – вот что занимало звездочёта. Разумеется, всё это он мог выяснить иными путями, однако ему вдруг остро захотелось простого человеческого разговора, этой неуловимой близости и искренности общения.

– Суров, – невозмутимо согласился старик и ещё раз внимательно осмотрел добротную скромную одежду Чжи Мона из-под кустистых, обожжённых солнцем и возрастом бровей. – Да только суров он к тем, у кого руки по локоть в чужом добре или крови. А к нам, простым людям, он милостив. Рабов освободил, кому и земли дал, иными благами обласкал. Взять хоть меня… Я родом из Хупэкче, господин. Мне довелось и чай из фарфора пить, и на строительстве дворца спину гнуть, и кандалы примерить. А теперь благодаря Его Величеству вот… – и он развёл руками, показывая на чайную, – умру свободным. Пусть и простолюдином, а всё же не в канаве. Так что Его Величество хоть и крут, а мне на него жаловаться грешно. Да воздадут ему Небеса за все его благодеяния! И не останутся глухи к его мольбам, о чём бы он ни просил на смертном одре!

«Да не останутся глухи к его мольбам, – мысленно повторил Чжи Мон, и у него засосало под ложечкой. – Да не останутся глухи…»

– К тому же, вы бы видели, господин, какие храмы построены по велению Его Величества, какие монастыри! – благоговейно выдохнул старик, прислушиваясь к неумолкающим звукам колокола. – Я видел только те, что в Сонгаке, но гости из Чхунджу мне рассказывали и о тех, что возвели в других землях. Злые языки говорят, что Сын Дракона, мол, пытается сим искупить свою вину перед подданными, чьи жизни он отобрал или покалечил. А пусть их… Собака лает – караван идет, я вам так скажу, господин.

Чжи Мон согласно кивнул и протянул пустую чашу за добавкой:

– Дивный вкус у твоего чая, отец! – не чудодейственный эликсир наложницы О или дамы Хэ, а всё-таки хорош. – А что наследный принц? Его Высочество Ван Чжу?

– А что принц… – пожал плечами старик. Видно было, что незатейливая похвала Чжи Мона пришлась ему по душе, и он расслабил сутулую спину. – Он молод и, как говорят, во всём полагается на свою мать, императрицу Дэмок.