Ищу поддержки у былых времён.
Сравним, Серкидон, Вашего прилежного письмонаписателя с Петраркой. О разнице в поэтических дарованиях распространяться не будем, а вот различия бытования таковы: живёт Ваш современник, хотя и в красивом, но каменном мешке, или, можно сказать, – в каменном цветке. Далее: живых цветов я не рву, травы – не мну, боюсь оштрафуют, на Амура, как Вам уже было доложено, управу нашёл, Пегаса – стреножил, но поддержки у былых времён ищу, как и Петрарка. В этих исканиях позволю себе вторую минутку поэзии.
Василий Жуковский, из перевода «Лаллы Рук»67:
Ах! Не с нами обитает
Гений чистой красоты;
Лишь порой он навещает
Нас с небесной высоты.
«Где-то я это уже слышал…» – пробормотали Вы. Догадка Ваша верна, Серкидон! «Гений чистой красоты» – из пушкинского посвящения Анне Керн. Да, да, школьные годы чудесные. Александр Сергеевич в прижизненных изданиях неизменно выделял строчку Жуковского курсивом, что по нормам пушкинского времени означало цитату.
В нынешние времена понятие нормы утрачено. Где чьё? Что – кем? Кто побеждённый учитель? Где победитель-ученик?68 И был ли кудрявый мальчик?69 «Всё перепуталось, и горько повторять: Россия, Лета, Лорелея…»70
Долго ли, коротко ли, с благословения всеобщего невежества образ, рождённый гением Жуковского, стал подарком гению Пушкина. От нашего письменного стола – Вашему письменному столу. «Курчавому магу»71 от «северного Орфея»72.
Оба иносказания мне пришлось закавычить, дабы Вы, бдительный Серкидон, не уличили меня в плагиате. Как-то в беседе со мной писатель Дворкин был особенно в ударе и, когда мы заговорили об авторстве, выдал один из своих знаменитых «дворкинизмов»: «Своё – это вовремя раскавыченное чужое…»
Оно конечно, Сенека говорил: «Всё, что истинно – моё», Мольер говорил: «Я беру своё всюду, где его нахожу», но всё-таки чужое надлежит закавычить. Хотя и нехотя, надо использовать кавычки – самый честный знак препинания – при цитировании такого близкого чужого. Поэтому я и вознегодовал на средневекового святошу, когда он не взял в кавычки слово «радости» в названии своей гадкой книжонки?
То ли дело Ваш покорный письмописец. Помните, говорили мы о философах как о мужчинах, не слишком приспособленных к семейным отношениям, и мною было закавычено – «вечно юная философия»? Меткое словосочетание впервые встретилось мне у Абеляра в исповедальном труде «История моих бедствий». Средневековый философ вспоминает свою возлюбленную Элоизу – тот момент, когда она убеждала его, своего соблазнителя, остаться для неё любовником (не помню другого такого случая в мировой практике), и прибегла к такому доводу: «Ведь непросто так Боккаччо упрекал Данте за то, что тот женился. Зачем, спрашивается, менять мудрую и вечно юную философию на сварливую, подверженную старению жену?.. »
Примите, Серкидон, мужественные слова восемнадцатилетней Элоизы в виде анонса. Об этой любовной паре мы с Вами ещё поговорим.
Теперь, когда воспоминания о добрых старых временах придали мне силы, огласим тему письма. Попытаемся выявить с Вами мужчин, которые пригодны к браку частично, и тех, которые непригодны вообще. То есть – никак непригодны.
В армии есть аттестация – «годен к нестроевой». В брачных отношениях тоже пора ввести подобное понятие. Например, – «годен в полумужья». Или – в «недомужья». Вроде бы и муж, но построить его сложно, а то и вовсе невозможно. Раз уж упомянуты первыми в эту группу отрядим философов. Но не всем отрядом отрядим.
Древнегреческий философ Гиерокл Александринский73 обозвал людей «парно живущими животными» и брак рассматривал, как обязательную людскую повинность. Римлянин Гай Музоний Руф74 не поленился и написал труд – «Почему философу стоит жениться?», в котором утверждал: «Кто хочет жить согласно разуму и природе – живёт в супружеской паре. А мудрец больше, чем кто-либо, должен следовать долгу супружества».
Вспомним и таких великих философов, как грек Сократ и римлянин Сенека. Они были не только гражданами – мужами для отечества, но и мужьями своих жён.
С окончанием периода античности человечество стало потихоньку мельчать. Философы в том числе. У них стало хватить сил только на премудрости, а на женщин ни сил, ни времени уже недоставало. Но не будем рыцарей философии за это чморить да зЮзить. Лучше похвалим их за способность к суровому самоанализу. За то, что знают свои слабости и не костерят почём зря ни женщину, ни институт брака…
Мнением немецких философов о браке мы с Вами уже насладились вполне, галльским бонусом будут слова Дени Дидро: «Где, как не в браке, можно наблюдать примеры чистой привязанности, подлинной любви, глубокого доверия, постоянной поддержки, взаимного удовлетворения, разделённой печали, постоянных вздохов, пролитых вместе слёз?»