Он слегка кивнул, не уверенный, какая реакция за этим последует. Софи имела обыкновение ни с того ни с сего впадать в отчаяние — состояние, которое у нее неизменно сопровождалось слезами. На этот раз, слава богу, она нашла в себе силы сдержаться.

— Из меня плохой специалист, да?

— У вас просто нет опыта.

Было видно, что такой ответ ее не успокоил.

— В следующем месяце у меня РОУ.

Региональная оценка успеваемости ординаторов проводилась ежегодно. Неуды (случалось и такое) портили настроение заведующему региональным аспирантским отделом, а испорченное настроение заведующего, разумеется, не предвещало ничего хорошего и для аспиранта, и для его руководителя. Айзенменгер сделал вид, что не сомневается в успехе Софи.

— Я уверен, профессор Рассел не станет вас заваливать.

После этой, казалось бы, совершенно невинной фразы с Софи начало твориться что-то невообразимое. Ее охватили страх и трепет. Девушка застыла на месте, словно Айзенменгер произнес нечто неприличное.

— Софи, что с вами?

Она решительно замотала головой:

— Ничего.

Выпрямившись во весь рост, она собрала препараты, которые принесла для проверки.

— Я прослежу, чтобы все необходимые пометки были сделаны.

Прежде чем Айзенменгер успел что-нибудь ответить, девушка вышла. Он озадаченно посмотрел ей вслед, но тут прозвенел телефонный звонок, и голос Гудпастчера мигом прогнал все мысли о Софи.

— Гудпастчер? Где вы? В музее черт-те что творится…

— Я ужасно сожалею, доктор. У меня несчастье. У жены был удар.

Айзенменгер замолчал, подыскивая слова, а куратор между тем продолжил:

— Она потеряла сознание. Доктора говорят, что у нее было кровоизлияние в мозг. Я сейчас в отделении интенсивной терапии.

Голос Гудпастчера был совершенно потерянным. Айзенменгер хотел выразить куратору свои соболезнования, но тот уже перешел к насущным делам:

— Прошу прощения, что не явился ко времени открытия. Я знаю, что должен был…