— А ты что ли тоже остаешься? — спросил Мамонов.

— Это ты «тоже» остаешься, — Марчуков рухнул на кровать спиной. — А мне за брательником присматривать.

— Илюха, а чего ты молчал? — я сел кровати. — Я уж думал, что все другие приедут, заново знакомиться и все такое.

— А я до вчерашнего дня и не знал, — буркнул Мамонов. — Мама приехала и огорошила. Личные дела у нее.

— Ты так говоришь, будто это плохо, — хохотнул я. — Она у тебя молодая и красивая, а в лагере не так уж и плохо.

— Эх, много ты понимаешь, Крамской! — Мамонов скорчил рожу и показал мне язык.

Дверь нашей палаты распахнулась.

— И почему вы до сих пор не построились на зарядку? — грозно спросила Елена Евгеньевна, останавливаясь на пороге.

— Так сегодня же нет зарядки... — Марчуков задрал ноги на спинку кровати.

— Это тебе кто сказал?

— Так последний день же...

— Завтра последний! — голос Елены Евгеньевны звучал строго. — Или тебе, Марчуков, устроить отправку домой до «королевской ночи»? У нас как раз сегодня Петрович едет в город, может и тебя захватить...

— Ой-ой, уже бегу!

Мы всей палатой сорвались со своих мест и начали торопливо натягивать шорты и засовывать ноги в кеды. Вожатая посторонилась, уворачиваясь от нашей кучи-малы, ломанувшейся к дверям.

На улице никого не было. Никто не бежал в сторону стадиона, из нашего отряда мы тоже были первые.

— Елена Евгеньевна, это вы нас так разыграли? — протянул Марчуков, поворачивая голову в сторону стоящей в дверях вожатой.

— Почти, — вожатая улыбнулась. — Зарядки сегодня и правда нет.

— Уоооо! — Марчуков вышел из строя и сел на лавочку. — Я же говориииил!

— Ребята, я хотела с вами поговорить, — Елена Евгеньевна селя рядом с Марчуковым. — Меня Надежда Юрьевна попросила. Вы самые взрослые у нас, я же могу на вас рассчитывать?

— Это нам что, никого пастой намазать нельзя? — лицо Марчукова стало обиженным.