Глава 5

Ополоснувшись из тазика в ржавой ванне на первом этаже, я прочухал мимо тёти Клавы, самозабвенно певшей вместе с радио "Каким ты был – таким остался". В своей комнате подошёл к окну. Снежинки за стеклом плавно спускались с тёмно-серого неба. За пару минут моих наблюдений за ледяными кристаллами по улице проехали две машины. Старая гремучая на ухабах "Полуторка" и "Победа" с шашечками. Такси наверное к Художникам вызвали.

Невидимый дворник где-то скрёб снег с тротуара. Потемневшие от времени фасады не освежила даже "праздничная" побелка. Снег закрывал землю вокруг домов белым одеялом, а на крыши надел пушистые шапки, которые кое-где уже начали сбрасывать вниз предупреждая прохожих криками: "Поберегись!". Никаких ярких вывесок и реклам. По-сестрински скромные "Булочная" и "Кефирная". Ароматный тёплый хлеб привозили два раза в день с ближайшего хлебозавода. Кефир же разливали в стаканы для употребления на месте или на вынос в свою тару. К югу в сторону Нижней Масловки находились магазины "Продукты" и "Вино-Водка" (почему не Вино-Воды не понятно). Насчёт водки же после долгих дебатов был выработан консенсус: в нашей комнате по праздникам по 100 грамм на рот и хорош.

Отвернувшись от созерцания окрестностей, увидел Колобка, доставшего из кастрюли горячую картошку, которую он как клоун начал ловко перебрасывать из руки в руку. Тот, посмотрев на мои отутюженные брюки, заметил:

– Ты давай поторапливайся. А то билеты разберут…

Я, быстро глянув на свои немецкие Selza KM, понял, что это тот редкий случай когда к васиным словам нужно прислушаться.

Пролетел мимо вахты под звуки утёсовского "Парохода". Начальница дверного проёма наслаждалась поющей тарелкой, но не подпевала. Видимо, тональность не та.

Нарядная Пилюлька ждала у входа в госпиталь.

– Вообще-то это девушка должна опаздывать, – с кокетливой интонацией наезжает она. Машет в сторону метро указывая направление движения. И на ходу продолжает:

– Расписанье сеансов узнал?

Я молча развожу руки в стороны. Она довольно улыбнувшись, берёт меня под руку:

– Я уже всё узнала. В кинотеатр "Москва" на стереофильм "Машина 22–12" мы уже не успеем. Давай в "Художественный". Там "Смелые люди" идут. Ванечка ходил на фильм с друзьями на прошлой неделе. Завтра снова пойдут. Мы на метро до "Арбатской" доедем, а там рядышком.

Пока ехали, я подумал, что за две недели, что здесь нахожусь, стал привыкать к своему окружению. У меня уже не вызывало недоумение, когда стоящий рядом пролетарий начинал рассказывать мне услышанные новости, события у него на работе или в семье. Стало привычным – занимать сразу несколько очередей в разные отделы магазина. Поголовные косички у школьниц не вызывали больше вопросов – просто так после войны боролись со вшами. Вообщем, москвичи во всём своём многообразии становятся для меня такими же привычными, как гул футбольного стадиона из прошлого.

После начала фильма, понял, что гораздо интереснее наблюдать за подругой, чем смотреть на экран. Она переживала массу чувств и эмоций. Смеялась, удивлялась, замирала в предвкушении и даже хлопала вместе со всеми когда главный герой поймал шпиона. Увидев, что я смотрю на неё, застывала на секунду, и толкнув меня локтем, снова вперивалась в экран.

Идём после кино от метро к её дому. Высказав все свои "ахи" по поводу фильма, Анечка говорит, что их сосед-актёр тоже хорошо держится в седле. И начинает показывать, вытянув вперёд руки, как бы она скакала на Буяне. Напрыгавшись, продолжает:

– Его даже на пробах верхом снимали. Вот же у людей жизнь интересная. Спектакли, съёмки. Знакомые режиссеры, актёры. Пётр Петрович. Ну, сосед. Приводил своего товарища, фамилия простая – Иванов, на 9 мая в прошлом году. Хоть день и непраздничный был, а во дворе вечером всё равно столы поставили. Вынесли кто что мог из еды. Выпили за Победу, за Сталина, за Жукова. И тут гость нашего артиста Иванов встал и говорит: "Хочу выпить за артистку погибшую под Сталинградом в сорок втором. Я снимался с ней в фильме до войны. Звали её Гуля Королёва. А сейчас про неё книга вышла. "Четвёртая высота". Я тогда вспомнила, как драпала от немцев, и так стыдно стало.

Тут она повисла у меня на руке, поскользнувшись на накатанной детьми ледяной дорожке. А я, подхватив её под руки, закружил как метатель молота. Она радостно визжала переходя в ультразвук.