Васечка, вдохновлённый вниманием слушателей продолжает:

– У директорского сына был мяч футбольный. Кожаный. Гоняли во дворе в футбол и на дерево мяч запулили. Между веток застрял. Тут это чадо берёт камень с крупное яблоко. Прицеливается, и бросает. А тут папина Эмка из-за угла дома выруливает. И камушек в аккурат в лобовое стекло. Папаша потом мяч проткнул ножом, и на помойку выкинул. Пацаны кожу зашили, камеру заклеили. Всё лето в футбол этим мячом играл с ребятами, пока не в армию не призвали.

– А у меня в армии случай удивительный был, – принимает эстафету Попандопуло, – Мы комкора нашего Карпезо только что похоронили. Тут из штаба армии генерал приехал, говорит откапывайте. Думаю, тронулся мужик, такое в начале войны часто бывало. Откопали. Доктор трубочку свою достал, послушал и как заорёт: "Санитары – носилки". Оказалось, что живого закопали.

– Повезло мужику…

– От тож.

Ночь. Чувствую себя чужаком в этом мире. Внутри меня постоянно идёт борьба. Глаза не могут привыкнуть к картине удручающей бедности. Уши в ужасе от скрипов кроватной сетки и от хрипов местного радио называемых песнями. Тело страдает от лютого холода. Обоняние содрогается от постоянных запахов перегара и махорки. Чтение газет вводит в ступор. В команде я чувствую себя инородным телом, которое терпят потому, что так сказали сверху. И весь этот ужасный ужас стирается когда вспоминаю взгляд одной настырной девушки.

Она вновь улыбается мне сквозь сон. А её губы шепчут: "До завтра."

21 января 1950 года.

Сегодня после утренней тренировки меня попросила задержаться строго одетая немолодая женщина.

– Нина Ильинична Нисс-Гольдманн, художница.

– Юрий Жаров, спортсмен клуба ВВС. -представляюсь я в ответ.

– Понимаете, Юрий, жители дома люди творческие. А дети доставляют беспокойство. Им энергию некуда девать. Конечно решают этот вопрос кто как может. Кружки, секции. Дворец пионеров. Меня попросили раз уж вы по утрам здесь занимаетесь могут ли дети наших работников искусства заниматься с вами?

– Да, пожалуйста. Пусть в 6-00 выходят на пробежку или через полчаса в зале ждут.

Тут в окне я заметил подошедшего к подъезду мужчину. Тот посмотрев по сторонам и наверх, смачно так плюнул куда-то. Затем открыл дверь и увидел нас в фойе.

Женщина кивнула ему и поспешила меня представить:

– Это Юрий Жаров, спортивный тренер.

– Григорий Михайлович, – представился чуть притормозив пожилой дядечка, снимая меховой берет.

– Юрий, Вы видели картину "Побег Керенского"? – спросила меня дама едва лысеватый художник отошёл, – Её даже в школьные учебники поместили… Ну, что ж, Юрий, всего доброго. Я оповещу всех заинтересованных. Ждите завтра утром пополнение…

Выйдя из подъезда, заметил, как на праздничном плакате с лица Сталина стекает жёлто-зелёная сопля.

Днём я, вместо похода ко врачу на стадион "Динамо", отправился в знакомый мне госпиталь. Разулыбавшаяся Пилюлька, выслушав, отвела меня к Борису Моисеевичу. Тот, по традиции поправив галстук, осмотрел меня, и сделал запись в карточке. Потом у выхода я спросил Аню: