– Где там искать Баскака?

– Знаю! Знаю где. Правое крыло, второй этаж, конец коридора.

– Как выглядит?

– Кто?

– Баскак.

– Ну, здоровый такой, лысый, совсем лысый, на татарина похож, хотя вроде хохол. А! Вот! Нос у него еще сломан. Направо… Или налево? Э-э… Нет, направо вернее.

– Как попасть?

– Как попасть? Как попасть? Э-э-э… – Напряженный мыслительный процесс даже побудил дрожащие пальцы зашевелиться, будто те чесали затылок. – На вокзал два входа, со стороны…

– Как попасть к Баскаку, тупиздень?

– Так ведь… по записи к нему. Баскак у нас всеми хозяйственными делами ведает. Записываться на кордоне, туда же и пропуска приносят, если документы в порядке. С этим строго.

– В каких районах вашего города есть частный сектор?

– Да везде он только и есть, кроме Центрального.

– Назови район и его улицу.

– Ну, Заводской. А улица… Заводская. Ты меня не убьешь?

– Конечно нет.

Показания покойного обходчика в целом сходились с моей вводной. Это обнадеживало. И насчет направления он не соврал. Через пятнадцать минут я уже шел от универмага к хорошо освещенному трехэтажному зданию вокзала. Шел, не скрываясь, временами даже переходил на бег. И плакал. Да, я почти рыдал, размазывая слезы по чумазой мордашке.

Странное дело – уже не помню, когда я ревел по-настоящему, разве что после смерти Крикуна влага чуть на глаза навернулась, но, если того требовала работа, слезы текли рекой, нужно было только ущипнуть себя побольнее или прижечь, а потом закрепить эффект грустными воспоминаниями. Смерть Хашима обычно давала искомый результат с первого раза.

К моменту, когда меня тормознули на входе, я едва мог говорить, слезы стояли в горле.

– Куда, шкет? Чего ревешь? – один из охранников преградил мне путь.

– Пу-устите! Я к… к Ба-аскаку!