– Сакре пля блю[9], чувак, – осеняя видение спасенным инструментом, – фули ты ко мне крадешься! Я думал, у нас тут «Проклятие мумии»[10]. Твое счастье, я не начал тхэквондить.
Айк хмыкнул и стащил с плеча брезентовую сумку.
– Ты уже потхэквондил сегодня утром с Луизиным мужем.
– Сегодня утром? – Грир стоял в той же позе. Пестрое лицо все так же переливалось. – Гм, да, я отступил, потому что я слишком страшный тип, чувак, – объяснил он, все еще с опаской глядя на партнера. – Запросто сотворил бы с этой большой белой буханкой что-нибудь летальное. Когда он заявился, я встал на путь наименьшего сопротивления.
– Понятно. – Открыв сумку, Айк сменил свой ковичанский жилет на оранжевый пробковый. Начал затягивать веревки. – Очень по-буддистски.
– Рад, что ты оценил. – Теперь, когда Грир почти вышел из режима боевого ниндзя, в нем проклюнулось естественное любопытство. Он шагнул к Айку изучить вблизи забинтованный лик. – Иисус, Мария и Магомет, комрад, чем ты все это время занимался? Целовался с дикими кошками?
Айк застегнул замок на сумке и сунул ее в ящик под настилом. После этого Гриру осталось лишь наблюдать, как его друг, оторвав от рулона кусок бумажного полотенца, счищает соль и сажу с переднего стекла кабины. Сообразив, что не получит на свой вопрос ответа, Грир развел клещи и снова склонился над крепежными гайками. Он успокоился, и лицо вернулось к той расцветке, которую можно назвать привычной, но ни в коем случае не ординарной. Грир был пятнист, как дно приливной лужи. Рожденный в самой черной секции биминских трущоб, Грир был десятым сыном золотистой восточноазиатской пленницы, трахнутой рыжебородым потомком викингов – помощником машиниста на сыровозе из Гетеборга. От этого союза не родился черный человек, равно как желтый или красный. Грир был как пасхальное яйцо, немного треснутое, а потому отложенное в сторону и в самом конце брошенное в чан с остатками всех красителей. Такие яйца получаются коричневатыми и размазанными, с переходящими друг в друга оттенками фиолетового, лилового, терракотового и рыжего. В нем никогда бы не заподозрили уроженца островов, если бы он не пускал в дело толстые намеки: он заплетал свои волосы в упругие дреды, он солил свою речь случайными французскими фразами, хотя нигде, кроме кино, не слышал этого языка, а на вопросы о бороде, как у Эрика Рыжего, отвечал:
– Я ж викинг из Бимини, ни племени, ни имени.
Грир затягивал гайки, и тряска двигателя успокаивалась. Краем глаза Грир наблюдал, как его друг, закончив протирать стекло, хмуро смотрит сквозь него на пустые доски причала. Грир все возился с гайками.
– Значит, – произнес наконец Айк, – Адмирал Алис не мог подождать две минуты.
Грир засмеялся:
– Воа, чувак, два часа, а не две минуты. Она была вполне в настроении – ну, для Алисы Кармоди. Под конец сказала, что уходит, что ей по-любому надо сегодня вернуться раньше и что хотела бы она посмотреть, наловит ли хоть один из нас столько, чтоб отбить бензин. Ну и отчалила.
– Обязательно было отчаливать на моей лодке? Если ей по-любому надо вернуться раньше, почему было не взять это старое корыто и не оставить мою лодку мне?
– Старое корыто не заводилось, вот почему. – Грир повернул дроссель, увеличивая обороты на сцеплении и следя за ржавым крепежом. Ему приходилось кричать, чтобы перекрыть грохот. – Сперва не было искры. Я починил, но все одно глохло. Дохлые мыши в бензобаке – час убил, шоб прочистить. Наконец завелась, я уж решил, пойдет, и тут ее затрясло – думал, слетит с этого гнилого крепежа. Воа! Ну, Алиса и говорит: скажи, она забирает «Су-Зи», а мы шоб встречали ее у донных, когда этот сраный движок заработает. Ничего личного, мон…
Грир хорошо знал об очень опасных встречных потоках, схлестнувшихся между его другом и женой их босса в отсутствие самого Кармоди. Он надеялся, что ему хватит масла на полив этих бурных вод до того, как старик вернется. Заметив прицепившийся к фальшборту комок шерсти, Грир подцепил его клещами, радуясь возможности сменить тему.
– Клёво, правда? У мыши поехала крыша. В «Новом свете» писали, такое делается с причальными насосами по всему берегу: стоит не закрыть шланг, как мыши прутся внутрь к такой-то матери. – Он разжал клещи и отправил грызуна-утопленника за борт. – «Новый свет» считает, это еще один симптом Эф-фекта. Самоубийства даже у зверья.
– «Новый свет» опять гонит старое дерьмо.
– Да ну, а как же эти серые на берегу в Сан-Диего? Олени в Айдахо и в Юте, которые укладываются поперек хайвеев? Вуу.
– Киты всегда выбрасывались на берег. А олени переходят дорогу, потому что ищут еду…
– Потому что из-за Эффекта им в горах нечего жрать, вот они и идут вниз, – не унимался Грир. – У них депрессия. – Подцепил клещами еще один комок шерсти, задержал его на весу. – Вот эта маленькая мышка? Знаешь, что она говорит? «Эй, мон, я чую, щас упадет давление. У меня депрессия. Пойду-ка я выпью „шеврон-суприма“».