— Свят, свят… Все за грехи наши.
Отец Этельред выглянул в окно и в страхе попятился. Вся округа — от леса до женского монастыря и еще дальше, до самого Стилтона, — была покрыта тысячами дрожащих огней. То пылали факелы в руках восставших крестьян. Часть из них проникли в монастырский подвал и уже выпускали узников, вид которых наводил их на весьма нехорошие мысли по отношению к братии. Другие с криками и прибаутками долбили ворота главного здания, используя вместо тарана статую святого Бенедикта, вытащенную из монастырской церкви.
— Йэх, взяли, ребятушки! Погуляем!
— Понатерпелись. Ну да теперь наша сила! Йэх, взяли, раз-два…
Со страшным треском ворота пали, и жаждущая расправы толпа с воплями кинулась внутрь. К полуночи вся обитель пылала, объятая пламенем.
— Ничего, — выбравшись из подземного хода, произнес отец Этельред, с ненавистью глядя на все раздувающееся пламя пожара. — Ничего. Веселитесь пока… А уж скоро и мы… повеселимся… дайте только срок, дайте…
Аббат отряхнул колени от налипшей земли — подземный ход местами был низок, — поправил на левом плече плащ и, сквозь зубы читая молитву, быстро пошел к реке. Вот и она — отец Этельред услышал плеск волн, а затем увидел черные тени двух кораблей и часовых, прохаживающихся по причалу.
Тяжело дыша, выбрался из камышей, взошел на причал:
— Кто старший?
— А ты сам-то кто таков будешь?
— Не узнал, деревенщина?!
— Отче!
— Сколько здесь воинов?
— Десять. Старший — Вудред, десятник.
— Быстро все на корабль. Да не туда, идиоты. На тот, маленький… Кто-нибудь умеет рулить? Нет? Эх, грехи мои тяжкие. Придется самому. Так, гребите. Да гребите же! Теперь те, кто слева, замерли… Я сказал, только те, кто слева, ты чем слушаешь, дубина? Теперь правые. А теперь все разом вместе… Ну, молодцы… Кажется, выбрались… Нам главное — до утра продержаться, а там… Там посмотрим. Надеюсь, его величество король Мерсии, узнав о бунте, выделит достаточно воинов. А если не выделит он, уж точно выделит король Уэссекса, это ведь он именует все наши семь королевств Англией. Бытрее за мыс… Так… Вот тут и постоим до утра, слава Господу, ветра почти что нет. Ну, твари… Это я не вам. Ну, ироды… Ладно, кончится скорое ваше время, тогда узнаете муки первых святых. А сейчас, что ж. Каждый мужик — король.
Отец Этельред оперся на рулевое весло. Справа по борту, на берегу, за лесом, неудержимо пылало пламя. Оно даже стало как будто больше, сильнее, вот уже к самому небу летели красно-желтые искры… А может, то были звезды?
— Хельги? Хельги ярл? — Донельзя изможденный, но обрадованный до глубины души Снорри бросился к ярлу со счастливой улыбкой на своих еще совсем по-детски припухлых губах.
— Тсс! — Воровато озираясь, Хельги приложил палец к губам. — Какой я тебе ярл? Я Хельг, сын крестьянина из-под Стилтона. И ты тоже крестьянин, кэрл.
Они стояли у самых ворот пылающего монастыря, и косматые языки пламени терзали небо. Откуда-то сверху, стреляя искрами, валились балки, а жар стоял такой, что можно было, пожалуй, жарить гусей. Ну, если и не гусей, то маленьких вкусных уточек — любимое блюдо аббата.
— Хотите попробовать, а? — Вынырнув из толпы, к ним подбежал Ирландец, держа в руках по две аппетитно пахнущие утки, насаженные на вертела.