Какого хрена я вытворяю?

Все прошлую неделю я провел, работая на своего отца, встречаясь с сестрой, и руководил отгрузкой бриллиантов, только чтобы заглушить в памяти воспоминания о безудержном часе восхитительного секса, когда я трахал ее, и затем тайно проскользнул в комнату охраны, чтобы удалить отснятый видеоматериал.

Я играл с долбаным огнем. И вместо того, чтобы обжечься и превратиться в лужу расплавленного льда, я наперекор всему стал сильнее, лучше, жестче в своих суждениях, чем я был... всегда.

Я не мог понять, как явное противоречие моего мира смогло исправить меня, а не уничтожить.

Я прекрасно понимал, что мне необходимо подвергнуть сомнению происходящее — найти ответы на тревожащие меня вопросы, а не идти по пути, которого я совершенно не знал, но как же я мог остановиться, если в самом конце была Нила, искушая меня соблазнительной улыбочкой и раздвигая ноги в желанном приветствии.

Я не был чудовищем, но также, не был и святым.

Моя сила воли держаться подальше от Нилы в это утро в одно мгновение рассыпалась, когда я увидел, как она исчезает в саду с голодным взглядом в глазах.

Мне нравилось думать, что она высматривает меня.

Но затем она поцеловала моего гребаного брата.

Нила подняла руки, ее пальцы проскользнули в мои волосы. Она простонала, посасывая мой язык, тем самым сводя меня с ума.

Мой желудок рухнул вниз, когда член увеличился от нахлынувшего на него желания.

Если она испытывала голод, то я был алчно ненасытный.

Ее щеки были такими мягкими под моими пальцами. Наши языки сталкивались и сплетались в восхитительном танце. Ее нежные стоны отдавались в моей груди, и я не мог ничего поделать с собой, подталкивая ее к кровати.

Бесчисленное количество вечеров Кат втолковывал мне, как именно я должен впервые трахнуть ее. План состоял в том, чтобы вознаградить ее сполна болью, обрушить на нее мучения, и ей же не позволительно никакого удовольствия. Это было частью Третьего Долга.

Но вот все повторилось. Я ослушался.

Я упустил все, ослушавшись прямых приказов, ради того, чтобы единственный раз почувствовать ее, испробовать на вкус.

Как предполагалось, мой член не должен был включаться в игру еще долгие месяцы. Но как это все произошло? Как я мог быть таким слабым, когда дело касалось ее?

Она вскрикнула, в тот момент, когда уперлась ногами в кровать, а затем мягко упала на нее. Она с легкостью вырвалась из плена моих рук, на ее щеках остались красные отпечатки моих пальцев, в том месте, где я с силой стискивал ее кожу.

Мой член еще никогда не был таким твердым, когда она встала на колени, потянула и обернула руки вокруг моей шеи, притягивая меня ближе к себе.

Мне следовало все это немедленно прекратить. Мне нужно было незамедлительно покинуть комнату, притворить за собой дверь. Мне следовало дать ей пощечину и заставить захлебываться слезами — насытить хорошей порцией страха женщину, которая должна была быть моей гребаной игрушкой. А не моей властительницей.