Герцог помолчал, задыхаясь. Потом усмехнулся:
— Любопытно видеть вас, душа моя, в те минуты, когда дело касается Джорджа.
— Он мой сын.
— О, да. Однако не единственный. Прошу вас помнить об этом.
Широким тяжелым шагом он покинул опочивальню, дав понять, что проведет ночь в ином месте. Что ж, об этом Сесилия. Йоркская всегда сожалела менее всего.
…В тот же вечер сержант Джон Дайтон, повстречав своего воспитанника на лестнице, сказал густым басом:
— Пойдемте-ка со мной, мастер Дик. Я нашел кое-кого для вас.
— Ты… ты отыскал учителя, Джон? Правда?
— Да, милорд. Он с недавнего времени начальствует над лучниками у вашего отца. Молодой, но знает свое дело.
Я видел его по время турнира, да и вы, верно, тоже. Он неплохо показал себя. Это то, что вам надо, милорд.
Ричард, проволакивая ногу, стал спускаться вниз. Впрочем, он готов был пуститься в пляс ради такого случая! Ему долго пришлось ждать, покуда Дайтон подыщет кого-нибудь подходящего, раз уж Уорвик, учивший всех братьев Йорков, отказал самому младшему из них. И, между прочим, не просто подходящего надо было найти, а стоящего! Дик хотел обучаться у настоящего мастера и освоить все не хуже других — верховую езду, и копье, и мечи всяких мастей, и секиру, и боевую цепь, словом, всякое оружие, какое только существует! Не помня себя от волнения, Ричард порывисто обернулся, взглянул на сержанта:
— Дайтон, а как зовут этого рыцаря?
— Сэр Ричард Рэтклиф, милорд. Как видите, он ваш тезка. г Честное слов, никогда Дайтон не чувствовал себя более довольным, чем сейчас, когда читал безграничную радость в глазах воспитанника. О, на этом мальчугане рано поставили крест — он умнее всех своих братцев, черт побери, острее на язык, толковее, а внутри у него будто бес сидит! Да, неугомонный бес! Говорят, в науках мастер Дик один из первых, да и в рыцарском искусстве тоже свое наверстает.
Вот этому Дайтон искренне радовался. Вовсе не честолюбивые соображения и не жажда заработать заставляли его так истово присматривать за юным Ричардом, стелить ему постель, чистить одежду, растапливать камин — нет, он делал это, повинуясь какому-то глупому, но сильному сентиментальному чувству. Нравилось ему упрямство и дерзкий дух, сидящие в Ричарде. И если бы Дайтон позволил себе мыслями вознестись уж слишком высоко, то подумал бы, что Дик Плантагенет сделался ему вместо сына.
Сэр Ричард Рэтклиф сидел внизу со своими лучниками, распивающими добрый эль и кисленькое винцо. Ему было двадцать три года, у него было узкое лицо, обрамленное мягкой короткой темной бородкой, длинный нос с крутой горбинкой.
Происходил он из хорошего, но бедного рыцарского рода, слова выговаривал с легким северным акцентом, свойственным всем выходцам из Рэйдинга.
Увидев Дайтона и младшего из сыновей Йорка, Рэтклиф в замешательстве поднялся, оправляя простой дублет из буйволовой кожи: ему доселе казалось, что именно его позовут к Ричарду Йорку, а не Ричард Йорк сам явится к нему.
— Спокойно, спокойно, сэр Рэтклиф, — сказал Дайтон, — ничего удивительного. Мастер Дик часто здесь бывает — вы же видите, к нему все привыкли.
Действительно, герцогские лучники и стражники так привыкли видеть Дика у себя внизу, что уже не смущались его присутствием, и как всегда балагурили и выпивали. Дайтон и Дик присели к столу, Рэтклиф тоже занял свое место. Ричард какое-то время с любопытством его разглядывал: ей-Богу, этот темный дублет делал сэра Рэтклифа похожим на обыкновенного наемника, такого, как многие, и если бы не золотистый рыцарский поясни как не поверишь, что он из благородного сословия. Чуть поведя левым плечом — тем самым, что было выше — и как бы нарочно указывая на свой недостаток, Дик резко, затаив внутри волнение, спросил:
— Сэр, мое плечо в этом деле не помешает?