Бормоча проклятия, Говард побрел на середину ристалища. Как опытный воин, он в глубине души знал, что Монтегю опасен — опасен уже сам по себе, а тут ему еще и подсуживают. Было от чего потерять голову. «Только бы не погорячиться, — мелькнуло у него в мозгу, пронзило воспаленное сознание, и Уильям еще раз повторил эту мысль вслух, как заклятье. — Только бы сберечь трезвый рассудок! Нельзя позволить посмеяться над Говардами — мы лучшие вояки во всей Англии!»

— Он выглядит как зверь, — невольно вырвалось у Джейн, когда она наблюдала, как по-животному пружиняще и угрожающе приближается и кружит сэр Говард вокруг своего противника.

На трибунах громко вопил старый граф Ковентри, посылая сыну благословения и для бодрости духа отхлебывая из граненой бутылки, но слов отца Уильям уже не слышал. Все мысли сплелись в единый клубок, думать следовало только о победе. Свистнули в первый раз боевые цепи, но ядра пронеслись мимо, в нескольких дюймах от лиц рыцарей — это была пока только проба, проверка. Последовало еще несколько таких же бесплодных взмахов, и вдруг Монтегю, размахнувшись, гибко, как барс, подался вперед: его цепь обвила меч Говарда, затем он сильно дернул, и Уильям с крайним изумлением увидел, что его рука пуста.

Ну это было и начало! Меч отлетел на несколько футов и теперь лежал на земле, а Говард оказался против Монтегю с одной только цепью в руке. Сказать, что Уильям был обескуражен — это значило ничего не сказать. Вдобавок с ним случилось-таки то, что он, считал еще худшим бедствием, чем даже потеря меча: кровь волной! прилила к голове, застучала в висках — прямо-таки загремела, туманя мозг. Уильям будто озверел. С поистине нечеловеческой силой размахиваясь, он обрушил на Монтегю такой град ударов и пошел на него с таким натиском, что зрители на трибунах ахнули.

Р-раз! Еще раз! Ядра свистели в воздухе, иссекая то панцирь Монтегю, то шлем, а ответные удары будто не производили на Уильяма никакого впечатления, хотя один из них и пришелся прямо по пластинке, защищающей нос. Гремя железом, Уильям наступал, еще минута — и ядра его цепи в сокрушительном броске снесли напрочь со шлема Монтегю фигурку быка.

Толпа взревела и сразу же умолкла, затаив дыхание. Люди привстали с мест. В эту секунду Монтегю, будто опомнившись от неожиданности, выпрямился, ударом меча отбросил Говарда в сторону, и в тот же миг его цепь обрушилась на левое бедро противника.

Было заметно, что Говард ранен именно туда. Получив такой жестокий удар по поврежденной ноге, он рухнул на колени и зашатался, а Монтегю, не дав ему ни секунды передышки, снова размахнулся и снес навершие его шлема.

В голове Говарда жестоко зашумело, рука едва не разжалась, готовая выпустить цепь. Он стоял на коленях, на него один за другим сыпались удары, толпа вопила, а у него не было сил подняться… Неужели все кончено?! Взревев, Говард подался вперед, медвежьей хваткой ухватил Монтегю за стан и, нечеловеческим усилием приподнявшись, отшвырнул далеко и жестоко, так, что противник распростерся на земле, не в силах сразу же вскочить на ноги.

В толпе раздался испуганный возглас, и воцарилась тишина. Уильям подхватил меч. Теперь, наконец, обе руки его были отягощены оружием. Ступая тяжело и быстро, он приближался к лежащему Монтегю. Глаза ему заволокло кровавым туманом, он был готов бить противника до тех пор, пока тот не превратится в лепешку.

От первого удара Монтегю сумел увернуться, прокатившись по земле, но меч задел его руку так, что прогнулся железный налокотник и послышался хруст костей. Уильям размахнулся, готовясь нанести второй удар, и в это мгновение на поле полетел герцогский жезл.

Полетел — и упал в двух футах от Говарда. Уильям застыл, держа меч поднятым и не понимая, что все это значит.

Прозвучал оглушительный голос герольда:

— По воле его светлости бой между сэром Джоном Невиллом, рыцарем Пестрого Быка, и сэром Уильямом Говардом, рыцарем Черного Грифа, прекращен!

Что же это такое? Никто ничего не понял. Неужто не будет определен победитель? И какая жалость — поединок прекратился в самый захватывающий момент! Ропот прокатился по трибунам.

Джейн впервые за весь турнир откинула фай, чтобы лучше видеть, и теперь жадно, встревожено глядела на ристалище. Что замыслил Йорк? Сейчас, все время, пока Монтегю и Говард сражались, она желала победы последнему.

Да, последнему. Ей становилось страшно при мысли, что победит Монтегю — тот самый, которого отец Гэнли описывал как вспыльчивого и своенравного. Невиллы все такие. Они воспользуются ее богатством, именем, связями, чтобы ударить по Алой Розе, по ее отцу, герцогу Сомерсету, а ее саму унизят, сделают безгласной служанкой, заточат в своих владениях, чтобы она ничем не повредила их могуществу.

Менее всего Джейн хотела, чтобы ее супругом стал человек, с которым она не сможет совладать, а Монтегю — это даже не человек, а целый клан… Довольно и того, что уже случилось. Она хочет быть свободной, она — одна из Ланкастеров и не хочет усиливать враждебную партию! Наконец, она желает быть хозяйкой самой себе. Так, чтобы ее голос был главным — да, как это было всегда! Бледность разлилась по ее лицу: нет-нет, только не Невилл! Пускай даже этот дикий Уильям Говард — он, помнится, краснеет от одного взгляда на нее!

Не владея собой, она подалась вперед. На какой-то миг ее глаза остановились на Уильяме: он стоял, пошатываясь, совершенно ошеломленный тем, что произошло. Забрало было поднято, пот стекал по лицу, ныла каждая часть тела, каждый мускул был дьявольски растянут. Монтегю тоже поднялся, и они застыли рядом, ожидая герцогского приказа.

Йорк провозгласил:

— Нет оснований продолжать поединок. Всем ясно, что оба рыцаря равны по силе и доблести. А мы, с помощью Божьей, нашли способ, как определить победителя. — Он обратился в сторону трибуны, где находилась Джейн: — Пусть леди Бофор сама изберет себе супруга. Таким образом, решение будет принято наисправедливейшее.