Нет. Не обознался. За едва ли не десять лет с последней встречи кривич мало переменился, только седины в усах прибавилось.

– Радосвет! Радосвет! – Мечеслав повернул коня к распахнутой створе ворот, у которой стоял знакомец. Тот изумлённо вздрогнул, прищурил тёмные глаза, всматриваясь.

– Господин? Не во гнев сказать, не припомню я тебя…

Сначала Мечеслав удивился, рассердился даже. Но потом осадил себя – а с чего торговцу его помнить? Это память отрока Мечши держала облик редкого в его детстве чужака-друга, да ещё торговца, да ещё кривича. А сколько воинов, пусть даже вятичей, перевидал, небось, Радосвет… и уж вовсе ни к чему ему было припоминать отрока-пасынка…

– Вятичи. Вождь Кромегость. Помнишь? Я был у него в дружине… – глядя на светлеющее лицо купца, Мечеслав помялся и всё же неохотно закончил: —…отроком.

– Стой, стой! – кривич потёр румяную скулу. – Мечша! Так? Тебя тогда звали Мечшей…

Помнит!

– Велесом клянусь, витязь, не признал! Вот кабы ты не окликнул – в жизни не признал бы… так ты нынче в киевской дружине? Лихо. Ну, как будет время – заворачивай, Радосветово подворье все знают.

– А ты, – от нежданной тоски в груди заломило, будто зубы от родниковой водицы, – а ты давно в наших краях бывал?

Радосвет озадаченно наморщил волчий лоб.

– Да давненько… года три уж. И то больше не по вашим землям ездил, а по соседям – голяди, да муроме, да мещёре.

Мечеслав открыл было рот… и закрыл его.

А когда он сам уехал из родного края?

Весной. Весной этого года. А всё казалось теперь таким далёким – как отрочество после посвящения.

Нет, не так.

Ничего не стало «маленьким» или «неважным».

Просто… мир оказался много больше, чем виделся из болотных и лесных городцов.

Это не так уж много меняло, на самом деле.

Клятва осталась клятвой. Долг – долгом. Враги – врагами.

Уже последние возы полюдья втягивались в смоленские ворота.