Вечером повесил произведения своего творчества, а утром уже смотрю – их и в помине нет. После работы снова клею, да в почтовые ящики вкладываю. Работа, знаете ли, не то чтобы совсем уж тяжёлая, а изнурить не вполне натренированного человека очень даже может. Только на другой день опять ничего нет.
Удивляюсь я: как же так? В старые добрые советские времена кандидаты в депутаты хоть городского, хоть сельского уровня, вообще не занимались своей рекламой, но повсюду их портреты лицезреть можно было. Всякий знал, кого выбирает, хоть, говорят, выбора и не было. Ну, было – не было, а портрет висит, биография рассказывает, и уж если кто знает, что за портретом подлец скрывается, тут же информашку на него в виде жалобы в партком, горком и так далее напишет.
Ладно, расклеиваю объявление о том, что проведу встречу с избирателями в доверенной мне библиотеке в доставшиеся по жеребьёвке день и час. Вот, думаю, где душу отведу и поговорю с народом, отвечу на их вопросы, услышу наказы, как бывало в старое доброе… словом, знаете, какое время. А только объявления мои с фотографией, как положено, исчезали с мест расклейки ещё быстрее, чем листовки. Оказывается, всем дворникам и прочим службам, коими заправляют хозяйственные органы Москвы, команда дадена снимать все несанкционированные объявления. Говорят даже, что за каждое содранное чтиво им копейки доплачивают. Говорят, этим красоту города сохраняют и не позволяют людей дурачить ложными рекламами.
Но вот что меня сильно удивляет при этом. До начала избирательной кампании этих самых объявлений «куплю…», «продаю…», «ремонтирую…», «учу…» и пр. было столько, хоть пруд пруди. Теперь дворники стали ходить дружными бригадами с чудными скребками и всё подряд вычищать. А как только закончились выборы, то и снова запестрели бумажные ленточки с номерами телефонов, по которым надо звонить, чтобы получить какую-то услугу.
Короче говоря, в библиотеке для семейного чтения, что по Якорной улице числится, ни одного избирателя в назначенное время не было. Как мне рассказали сами библиотекари – единственные мои слушатели в тот вечер – ни на одну из запланированных встреч с избирателями больше того числа, что я увидел, не появлялось. Оно и понятно, я же не Путин, чтобы ко мне автобусами и самолётами избирателей на встречу доставлять. Да я же и платить за это не смогу. А чего тогда, спрашивается?
Но вот и день выборов подошёл. У меня на двух моих участках есть свои члены комиссии, свои наблюдатели. Вот, думаю, действительно не позволим ни вбрасывать бюллетени, ни другие незаконные действия совершать. Беспокоило только, что уж очень много власти говорят о прозрачности готовящихся выборов, о честности и как это выгодно самим кандидатам в президенты. Свербила мыслишка в голове: не иначе, как что-то придумали для своей победы. И точно, как в воду глядел.
Нет, сначала всё шло замечательно. На одном моём участке председателем был молодой человек по фамилии Винокуров и по имени Роман. Он оказался однофамильцем известного поэта Евгения Винокурова, так что в свободные от выборов минуты мы с ним о поэзии начинали было говорить, но автора некогда любимой песни «Серёжка с Малой Бронной», как и поэзию вообще, председатель не знал, зато предложил мне талончик на бесплатный обед и настоял на том, чтобы я подкрепился, хотя я не был совершенно голоден. Так что отношения налаживались добрые. Но я на всякий случай предупредил своих помощников, в которых председатель словно души не чаял, что по опыту своему знаю: кто мягко стелет, у того бывает жёстко спать. И вот опять как в воду глядел.
Прошедший замечательно день, прозрачность которого заключалась в наличии камер наблюдения, закончился, как только закрылись двери для избирателей и началось время подсчёта голосов. В это время камеры для телезрителей отключились, и отключилась прозрачность всех процессов. Сначала председатель Винокуров мягко отказался пересчитать и погасить для невозможности последующего применения неиспользованные бюллетени, о чём требует инструкция проведения подсчёта голосов. Он пообещал сделать это позднее. Правда, в присутствии меня, как кандидата в депутаты, и наблюдателей этого так и не было сделано.
Технология подсчёта бюллетеней поразила. Члены комиссии, словно опытные банкиры, брали пачки бюллетеней как пачки купюр и считали, отгибая уголки. Только моя представительница студентка Маша Мамонтова снимала каждый лист, проверяя внимательно, за кого отдан голос, и складывая бюллетени по десяткам, чтобы можно было легко их сосчитать и перепроверить. Я предложил сделать то же самое всем членам комиссии, включая председателя. Но однофамилец поэта Винокурова попросил ему не мешать. Однако наблюдатели, видя столь неточную систему счёта, когда любой даже банкир может сбиться, и заметив, что распределение бюллетеней по кандидатам проводилось в ускоренном темпе, когда невозможно было заметить за какого кандидата проставлен голос, потребовали произвести перепроверку пачек и их пересчёт.
Вот когда проявилось истинное лицо председателя. Оно начало багроветь, мягкости в голосе, как не бывало, глаза готовы были исторгнуть молнии и Винокуров жёстко проговорил: Ещё одно слово и я буду удалять из зала!
О, он не знал моего члена комиссии с правом совещательного голоса. Елена Некрасова, политтехнолог по профессии, тут же подошла к видеокамере, передававшей будто бы изображение в сеть интернета, расставила руки в стороны и заявила, что здесь, на избирательном участке 1812 происходят грубые нарушения закона о выборах. Изложив суть нарушений, по случайному совпадению другая однофамилица другого известного поэта Некрасова потребовала всё же пересчёта бюллетеней и написала об этом жалобу. Вернувшийся к этому времени председатель (а он уже в который раз, что запрещается делать во время подсчёта бюллетеней, выбегал куда-то с другими членами комиссии, оставляя для присмотра лишь пару девушек) согласился, наконец, пересчитать пачку бюллетеней с голосами за Путина, но не позволил никому другому к ней прикасаться.
Да, по нашему настоянию данные по числу бюллетеней за каждого кандидата уже были записаны в увеличенный лист протокола. Эти данные несколько раз исправлялись. Сначала цифры записывались на бумажке, при этом в первую очередь подсчитали голоса кандидатов Зюганова, Прохорова, Жириновского и Миронова, а потом, как стало ясно, от общего числа бюллетеней отняли данные четырёх кандидатов и остальное записали Путину. Таким способом легко было свести воедино все числа. Но никто не знал, действительно ли в пачке Путина лежали все бюллетени с голосами за него, а не за других кандидатов тоже. Поэтому наблюдатели требовали перепроверки самой большой пачки Путина. Однако Винокуров стал, молча, перебирать уголки тысячилистной пачки самостоятельно. Несколько членов комиссии и наблюдатели возмущённо покинули помещение участка.
Не буду утомлять читателя другими подробностями. Я обратил внимание председателя на бессмысленность такого пересчёта, при котором он может назвать любое число, поскольку никому не даётся возможность перепроверки. Прервав таким образом неблагодарный труд с бюллетенями федерального списка кандидатов, комиссия в урезанном составе из пяти человек перешла к бюллетеням муниципальных кандидатов.
Тут вскоре появился мой конкурент кандидат в депутаты от партии «Справедливая Россия» со звучной фамилией Александр Лебедев и тоже стал требовать пересмотра и пересчёта бюллетеней, заявив, что председатель не показывает бюллетени на камеру, как того требует инструкция.
Думаю, читатель уже догадался, что ему в требовании пересчёта тоже было отказано. Не стану говорить о том, как данные по моей фамилии в протоколе сначала были одни, потом сократились неожиданно, увеличив данные по моей конкурентке, наверное, великолепной женщине, с которой я не был знаком. Поэтому расскажу немного о том, что же было дальше после этой ночи фальсификаций, которую, конечно, по телевидению, никому не показывали.
Заседает территориальная комиссия. Это надо было видеть, и, надеюсь, желающие смогут это сделать в интернете, поскольку всё, что происходило в зале управы Нагатинского затона, снималось двумя видео камерами и что-то обязательно попадёт в сеть.
Председательствовала очень милая женщина, обходительная, почти со всеми членами комиссии «на ты». Её, правда, все называют уважительно Елена Петровна Кокурина. Она старается никогда не кричать. Ну, разве что кто-то уж очень настойчиво начинает, как говорится, качать права и требовать справедливости, с концепцией которой она не согласна, тогда в её голосе появляются стальные нотки, и тогда становится понятно, что гладить её по шёрстке не всегда удобно. Видимо, члены её комиссии хорошо знают такие особенности, потому на её ласковое обращение к молодому коллеге о том, каково его мнение по такому-то вопросу, он без тени сомнения отвечает: «А я согласен с вами», не заметив при этом, что сама председатель ещё не высказала своего мнения. Очевидно, он его чувствовал.
На заседании рассматривалось тринадцать жалоб. Авторы каждой требовали отмены результатов выборов на том или ином участке. Где-то удалили наблюдателей, где-то высокое должностное лицо вырвало у наблюдателя телефон, где-то не позволяли пересчитывать бюллетени и не допускали к урнам и спискам избирателей. Я в одном протесте описал то, что происходило на участке 1812, а в другом возмутился грубейшей перестановкой данных голосования уже в сводной таблице результатов, в которой более высокие данные кандидата Шишковой записали кандидату Никулаевой, оказавшейся победителем, а её меньшие данные записали Шишковой, хотя в протоколе заседания комиссии участка 1814 было записано наоборот. То, что это уголовно наказуемая перестановка, вполне очевидно.
Любопытный эффект произвело это моё письменное заявление. Председатель Кокурина несколько удивлённо подняла брови, попросила принести ей калькулятор, быстро посчитала, и, облегчённо вздохнув, заявила, что и при снятии с Никулаевой лишних ста с лишним голосов, она всё равно опережает меня на тридцать голосов, потому тут не о чем говорить, тем более, что, как тут же выяснилось, по их мнению, перемена местами чисел произошла чисто механически, а не умышленно. И никаких извинений от мягко улыбающейся всем женщины. А что касается моего требования пересчёта бюллетеней на другом участке, где, по моему мнению, были дописаны голоса той же Никулаевой, то комиссия большинством голосов приняла решение о нецелесообразности удовлетворения этого требования.
Собственно говоря, такое же точно решение принималось членами комиссии по всем жалобам наблюдателей за выборами на участках Нагатинского затона. Возражения двух других членов комиссии, их горячие речи в поддержку жалоб отражались в протоколах, но не влияли на принятие решений.