А для кого типичен Обломов? Кто, кроме богатых помещиков, мог бы повторить судьбу Обломова? Никто.

А богатых помещиков во всей Российской империи в 1850 году – 10 тысяч. И это на 90 миллионов населения.

Манилов? Ноздрёв? Типичные помещики?

Князь Болконский, Пьер Безухов? Это не просто дворянство, не просто помещики. Это – самая верхушка аристократии, люди с княжескими титулами, фантастическими богатствами…

Базаров? Ещё менее «типичен», потому что таких – вообще считаные сотни во всей громадной империи…

Герои Чехова? И сколько их, уныло рефлексирующих, скучно нудящих и пусто болтающих интеллигентов? На всю Россию к началу ХХ столетия было ли их хотя бы тысяч десять?» (стр. 192–193).

Не может не поражать в этих цитатах примитивизм подхода автора к литературе. Выходит, по мнению автора, исходя из статистических данных, об этих героях и писать не следовало? Или их книги не стоит изучать на уроках литературы по причине, как он считает, нетипичности героев? Просто поразительно! Да известен ли министру культуры хотя бы термин «Обломовщина»? Он вошёл во многие словари. Позволю себе процитировать Википедию: «Обломовщина, по имени героя романа Ивана Гончарова «Обломов» – нарицательное слово для обозначения личностного застоя, рутины, апатии, и, в частности, лености». Ну, как же можно назвать героя «нетипичным», если даже в разговорной речи зачастую можно услышать: «Что ты, как Обломов, в самом деле?», и всем это понятно.

А кому не известен термин «маниловщина», произошедший от Манилова из «Мёртвых душ» Гоголя? Например, Сталин в одной из своих речей, говоря о революционном размахе в России, сказал: «Но он имеет все шансы выродиться на практике в пустую «революционную» маниловщину, если не соединить его с американской деловитостью в работе». (См. Об основах ленинизма. Лекции, читанные в Свердловском университете» т. XXVII, с. 50–51).

И какой бы процент по своему статусу и положению в обществе ни занимали описываемые в литературе герои, по своим характерам они русские, и положительные и отрицательные черты их присущи русскому человеку.

Кстати о положительном герое. Автор на стр. 198 своей книги пишет: «Порой кажется, что во всей русской литературе того времени есть только один положительный герой, на которого молодёжь могла бы равняться без оглядки – всё тот же Андрей Болконский. Да и тот рано погибает». Хотя страницей раньше этот же автор писал: «То ли не могли мы после 1917 года спокойно признаться, что элита русского дворянства, все эти Фамусовы, Скалозубы, Онегины, Печорины ничуть не в меньшей степени проявляли мужество и «массовый героизм», чем воспетые Герасим Курин и Василиса Кожина, то ли просто не умеем гордиться самими собой».

Я полагаю, что автор сам не умеет и не хочет гордиться русской литературой, сетуя на то, что в ней, якобы отсутствуют положительные герои, и что описывается в ней лишь элита общества.

Но можно привести множество примеров положительных героев в литературе того времени, которых почему-то не видит Мединский. Начнём хотя бы со стихотворения Кондратия Рылеева «Иван Сусанин» о русском национальном герое, крестьянине, ценой своей жизни спасшего царя и Россию. Его слова перед смертью от рук палачей, которых ему удалось завести в глухую чащу леса, говорят о силе русского духа:

Не случайно о его подвиге Михаил Глинка написал целую оперу «Иван Сусанин».

Историк и писатель Николай Карамзин написал, правда, не закончил, роман «Рыцарь нашего времени о формировании в духе героизма молодого человека. Его роман явился как бы предтечей к замечательному роману о Печорине «Герой нашего времени» Михаила Лермонтова. В юности это было одним из моих любимых произведений, когда я даже старался подражать в чём-то Печорину, мужественному офицеру русской армии. Примером для подражания нашим современникам может служить и образ Чацкого из комедии Грибоедова «Горе от ума». На фоне Фамусова, Молчалина и Скалозуба Чацкий выглядит настоящим героем, любящим и понимающим русский народ.

Не менее интересна и повесть-сказ Николая Лескова «Левша» о тульском народном мастере, сумевшим подковать зарубежную металлическую блоху. Тут видна явная гордость писателя русскими умельцами. Замечательны герои произведений Ивана Тургенева Базаров и Рудин. Это разночинцы, передовые люди своего времени.

С большим волнением читаются рассказы Константина Станюковича «Максимка» о том, как матрос Лучкин усыновляет мальчика арапчонка, или «Севастопольский мальчик», в котором рассказывается о героизме русских солдат при обороне Севастополя во время Крымской войны 1853–1956 годов.

Трогают до глубины души описания детей подземелья в одноимённой повести Владимира Короленко. Любовь друг к другу, к бедным и несчастным детям, это ли не главное в воспитании подрастающего поколения, что и преподносит нам писатель Короленко в художественной форме? Его герои, несомненно, носят положительный характер.

Я привёл лишь несколько примеров из русской литературы XIX века о героизме русского народа, но им несть числа и не замечать их русофобствующему министру культуры просто непозволительно.

Ну, и никак нельзя не сказать о романе Николая Чернышевского «Что делать» с его уникальным героем Рахметовым. Я думаю, немало находилось читателей этого романа, которые мечтали воспитывать свою волю подобно Рахметову, спавшему даже на гвоздях, чтобы испытать себя. Он был дворянином, но ушёл в народ и по-настоящему был ему предан, боролся за его светлое будущее. Как же не подражать такому герою, народному любимцу?

Но Мединский высказывает своё особое мнение по этому поводу. «Все романы Писарева и Чернышевского мало того, что невыносимо скучны, они исследуют какую-то исчезающую, незначительную прослойку людей». Однако на самом деле эта прослойка отнюдь не была исчезающей, а ширилась с каждым днём, помогая рождению революции, которую так боится русофоб Мединский. И он же сам пишет на той же 202 стр., что «На романе воспитывались целые поколения революционеров», но продолжает на следующей странице, что без этого романа «Может быть, было бы несколькими отчаянными революционерами меньше? И, соответственно, несколько тысяч русских людей сохранили бы свои жизни?»