— А нам вот на советской территории воевать не пришлось. Немцы, как только наш одиннадцатый батальон сформировали, отправили его в Грецию. Там, под Салониками, у моря, мы почти год и простояли, охраняли побережье от английского десанта. А осенью сорок четвертого многие из нас ушли к греческим партизанам.

Поймав на себе удивленные взгляды приятелей, Кадыров ответил на них тоже взглядом — долгим и твердым. Да-да, вот так, запоминайте: стояли у моря, патрулировали побережье — и больше ничего. Точка. Чем чище будет их прошлое, тем скорее удастся вернуться в Туркестан. Легионеры, хоть и были пьяны, поняли его, возникшая было пауза прервалась, все расслабились, задвигались, заговорили. Что тут думать, Маматкул — умный, образованный человек, плохому не научит... По кругу пошла новая бутылка.

Кадыров был доволен. Он еще раз убедился, что имеет власть над этими людьми. Все, кто давно знал Кадырова — Саидов, Бабаев, Умарбеков, Каримов, даже бывший командир отделения Мирзоев, в подчинении у которого он когда-то служил, — все теперь слушались и признавали за старшего его. Только Хасанов по-прежнему безучастно сидел, уставившись в пол, и мрачно жевал папиросу. Кадыров положил ему руку на плечо:

— Почему ты такой грустный, Зулунбай?

Хасанов медленно расцепил большие, перевитые жилами руки, вынул изо рта потухшую папиросу, вздохнул:

— Газету читал. Война опять будет.

Кадыров усмехнулся:

— С чего ты взял? С кем война?

— С Америкой. Она в Корее воюет, — бубнил Хасанов. — Америка первую атомную бомбу изобрела. У нас такую бомбу только недавно сделали.

«Ишь как заговорил — «у нас», — неприязненно отметил Кадыров. Самый старший из всех (ему уже было сорок), Хасанов вызывал у Кадырова внутреннее беспокойство. В шахте Зулунбая, бывшего тракториста МТС, ставили на самые передовые, технически оснащенные участки. Он хорошо зарабатывал, его хвалили. «Мирной жизни ему, видишь ли, захотелось! — зло думал Кадыров. — Передовик!» Но сказать ничего не успел, опередил пьяный Саидов, который, тыча пальцем в Хасанова, закричал:

— Он Америки боится! Воевать с ней не хочет!

Хасанов поднял на него глаза:

— А ты хочешь? Не навоевался еще?.. Или думаешь опять в плену отсидеться?

Саидов с обидой бросил на стол баранью кость:

— Зачем так говоришь?! Сам разве в плену не был? А фильтрационный лагерь помнишь? Ты что там говорил: надо было не к партизанам бежать, а американцам сдаваться! Немного посидим — и выпустят!

— Какая еще Америка?! — закричал Хасанов. — Зачем? Я домой хотел! В Туркестан!

— В свободный Туркестан, — тихо вставил Кадыров.

— Ну да! На родину, в свободный Туркестан! — согласился Хасанов, не спуская яростного взгляда с Саидова.

— Так радоваться должен, что у Америки атомная бомба есть, — по-прежнему тихо продолжал Кадыров. — Пушка против нее — все равно, что кетмень против сабли. У кого бомба, у того и сила. А ведь только большая сила может сделать свободным наш Туркестан. — Он помолчал и с нажимом добавил: — Воистину свободным, как это угодно аллаху!.. Или вы думаете иначе, не как мусульмане?

Над дастарханом повисло молчание. Кто-то, медленно соображая, глядел на Кадырова во все глаза, кто-то пугливо отвел взгляд в сторону. Никому не хватало духа заговорить первым. На такую тему мог рассуждать только Кадыров, и все уступали ему это право, а вместе с ним — и право учить, вести за собой. Кадыров почувствовал, что сегодня его власть над бывшими сослуживцами еще более укрепилась, да к тому же распространилась на легионеров из Яйвы. Сменив тон, он весело закричал Саидову: