Книги

Перки, кач, ректификат!

22
18
20
22
24
26
28
30

— У вас там, в интернате, до сих пор воспитатели?

— Нет.

— Тогда и запрещать некому.

Гриша вздыхает и чешет голову.

— Темно — значит ничего не видно. Если тебя не видно, значит на тебя никто не смотрит. Когда не смотрят — не надо сидеть ровно, не надо бояться. Никто не ругает и не надо говорить.

— Так ты просто не хочешь? — Сева не сводит взгляда с друга. Тот сидит, обняв колени руками, и не сводит взгляда с пламени. — Ты первый раз столько сказал.

— Я не мало говорю. Это все говорят много. Одни говорят, что заботятся, а потом бьют палкой по пяткам. Другие говорят, что счастливы, а ночью пьют горькую воду и плачут, потом зовут в кладовку за конфету. А некоторые могут шутить так, что все смеются, но тебе почему-то очень обидно. И все говорят, говорят, говорят. Я точно знаю, когда счастливый — не плачешь, когда смешно не должно быть обидно и заботиться — не делать больно. Точно знаю.

Гриша уткнулся в собственные колени лицом. Отблески пламени в глазах, сопение и вжатые в кожу пальцы. Он со всей силы ухватил себя за ноги.

— А я? — плечи енота опустились, он пригладил шерсть на макушке и поднялся на ноги.

Гриша поднял на него взгляд, одной рукой сгреб к себе и обнял как плюшевую игрушку.

— А ты пушистый и не врешь. Если злишься, то ругаешься, если смеешься, значит смешно. Ты настоящий. — Гриша повернул к себе Севу и потерся своим огромным носом о пушистую морду вора рецидивиста.

— Э! Ты че делаешь! — взбрыкнул Сева.

— Так здоровались люди на севере. Их звали «Чукчи». — Пробасил тролль.

— Я те че? Чукча? — продолжал ворчать енот. Он выбрался из объятий Гриши, но не ушел, а уселся у его ног.

— Ты не чукча. Ты Сева. — На лице огромного верзилы снова растянулась добрая улыбка. — Знаешь, как они прощались?

Сева молчал секунд двадцать прежде чем ответил:

— Как?

— Они говорили «Когда-нибудь опять».

Сева хмыкнул и задумчиво уставился в огонь. Спустя несколько минут молчания он услышал шорох сзади. Он хотел было повернуться но услышал мерное сопение Григория.

— Гриш? — тихо позвал он. — А эти… как их?… Чукчи! Они еще есть или уже кончились?