Алекс пожал плечами.

– Проехали. Ты права. Нужно попытаться исправить оценку.

– Ладно, – Ава пожала ему руку. Слова Алекса оставили у нее ощущение легкой неуверенности, но, возможно, Грейнджер просто раздражал мальчиков по той же причине, по которой все девочки его обожали? – Я спрошу его в понедельник.

Они спустились на первый этаж. В ноздри Авы немедленно ударил тяжелый аромат освежителя воздуха, который использовала ее мачеха. Ее отец женился на Лесли несколько лет назад, но Ава до сих пор считала этот запах оскорбительным. Не дай бог, в доме будет пахнуть иранскими специями, которые ее отец использовал на кухне! По мнению Лесли, это было чересчур странно и «не по-американски».

Разумеется, в доме поменялось и все остальное. Исчезли персидские ковры, которые отец и мать Авы купили в Тегеране во время последней поездки. Зато появились два бежевых дивана и глубокое кожаное кресло – выбор Лесли. Исчез кофейный столик на позолоченных ножках и шелковые драпировки на окнах, в которых Ава любила прятаться в детстве, теперь вместо них были стеклянный стол и современные деревянные жалюзи. Ава не вполне понимала, от чего пытается избавиться Лесли – от национальных корней своего мужа или от наследия его бывшей жены.

Они дошли до входной двери, и Ава приподнялась на цыпочки, чтобы еще раз поцеловать Алекса на прощание. Она была высокой девушкой, но Алекс все-таки был выше на целых шесть дюймов.

– Позвони, когда доберешься до дома, – попросила она.

Алекс кивнул.

– Люблю тебя, – сказал он, нежно поцеловал ее в лоб и вышел.

– Ава? – окликнул ее голос сверху, когда она закрыла за Алексом дверь. – Это ты?

Отец вышел на верхнюю лестничную площадку. На нем был белый махровый халат, который он ни за что не купил бы сам. Видимо, очередное приобретение Лесли. Его седеющие волосы были всклокочены, как бывало всегда, когда он допоздна засиживался за работой, очки в тонкой металлической оправе сползли на кончик носа.

– Как дела у моей девочки? – спросил он с едва заметным акцентом.

– Все отлично! – Ава поморщилась, почувствовав, что переусердствовала с энтузиазмом. Но, как ни странно, отец ничего не заметил.

– Я рад. Спокойной ночи, жигар, – сказал он, употребив старинное ласковое персидское слово. Ава вдруг почувствовала прилив любви к отцу. Из-за своих переживаний по поводу Нолана она в последнее время совсем отдалилась от него. Это нужно было исправить.

– Спокойной ночи, – ответила Ава, провожая взглядом отца, вернувшегося в свою комнату. Она тоже пошла было наверх, но по пути передумала, свернула на кухню за стаканом воды и стала шарить рукой по стене, ища выключатель.

– Привет, Ава, – сказал кто-то заплетающимся голосом в темноте.

– Лесли! – От страха Ава буквально подпрыгнула.

«Почему ты сидишь в темноте, совсем рехнулась?» – хотела она спросить. Ава нашарила выключатель, и кухня мгновенно озарилась светом, явив ее глазам еще один уголок дома, который она с трудом узнавала из-за обилия блестящих гранитных столешниц и новой мебели. Лесли сидела на одном из высоких табуретов, закинув одну длинную загорелую ногу на другую, светлые волосы падали на лицо. На столе перед ней стояла пустая бутылка «Шардоне».

При виде Лесли Аву всегда охватывала тоска. Ее мать была невысокой и невзрачной, с кудрявыми рыжими волосами, которые она собирала в пучок – полная противоположность этой тощей стервозной красотке. Отец любил мать Авы за ее мудрость: она возглавляла математический факультет в Вашингтонском университете, была умной, живой и веселой. А Лесли… Ава до сих пор сомневалась, что у нее вообще есть мозги. Впрочем, если когда-то они у Лесли и были, то она, очевидно, поставила себе цель пропить их.

– Полагаю, мне следует спросить: что ты себе позволяешь, тайком выпроваживая своего парня среди ночи? – спросила Лесли.