– Я понимаю, вспоминать такое не сладко, но ты уж не обижайся. Смотри, сколько люда тебя послушать пришло. Я ведь не зря и мальцов отсюда не гоню, и новики наши здесь – им особенно полезно правду послушать. А то у нас тут всякое про чужие края да заморские веси говорят. Особенно купцы заезжие. Ты-то сам там побывал, насмотрелся, ты наш и веры тебе больше – вот и расскажи…

Пришлось рассказывать – было что. Известно же – хорошо там, где нас нет, или когда чужую жизнь со стороны видишь, проездом. Судя по тому, как молодые охали и ахали, иные подробности они от Егора впервые услышали.

До самой ночи тогда затянулся разговор. Несколько раз порывался Егор по делам пойти, да Аникий с Филимоном, словно сговорившись, поочередно на больное или смешное надавливали, а то и просто останавливали, и отказать изувеченным старикам с серебряными кольцами ратник не мог.

Лица мальцов да новиков, что набились в тот вечер в горницу к Анисиму, он тогда и не запоминал. И потом не задумался, с чего это его дядька собрал такие посиделки, а стоило бы задуматься: именно после этих посиделок и начали новики со всего Ратного бегать к Егору. Надоедали изрядно, но не прогонишь же, коли за советом приходили.

От неожиданной догадки Егор чуть себя по лбу не шибанул. Это ж кем надо быть, чтобы только сейчас понять: не могли увечные ратники отстраниться от жизни села; не мечом, так иными делами все время крепили Ратное. Исподволь, так, что в глаза это особо не бросалось.

А он-то вознесся в своих мыслях, дескать, один-разъединственный о Ратном радеет – так со своим десятком раздергал силы бунтовщиков, что и воевать некому стало! Да уж, радетель… А теперь даже поблагодарить дядьку Аникея не получится – опоздал. Разве что могиле его поклониться.

Егор принялся заново прикидывать расстановку сил в селе, не отбрасывая, как раньше, выбывших из строя воинов и прибавляя к ним их потомство. Сколько сыновей у того же Филимона? А зятьев? И все они ратники, да еще в разных десятках, а слово отца и тестя для них очень весомо. Остальные увечные, скорее всего, тоже в стороне не стояли – они же всегда держались вместе и выступали на сходах тоже вместе. Никто этому не удивлялся – общие беды и воспоминания сплачивают, но, похоже, на своих посиделках старики не только жаловались на судьбу да перебирали болячки. Если считать, сколько в Ратном ушедших на покой воинов, то Филимон у них не десятником получался, а как бы не полусотником. И эту, весьма немалую силу он направлял на поддержание мира в общине. Интересно, сам по себе – или еще с кем-то советовался?

Сделав для себя это неожиданное открытие, Егор и сам не заметил, как расплылся в улыбке: выходит, не одинок он в своих стараниях!

«За такое не обидно и дураком себя почувствовать!» – вынырнув из своих размышлений на этой мысли, Егор обнаружил, что чуть не уткнулся носом в чей-то забор. Хмыкнул про себя, дескать днем на ходу спит, потер непонятно с чего занывший лоб и огляделся.

Неподалеку виднелась крыша Анисимова дома, и до отъезда Первака оставалось все меньше и меньше времени. Разговор с десятком предстоял очень серьезный: не каждый день принимаются решения, которые резко меняют всю жизнь, поэтому Егор и не спешил, перебирая в уме те события, которые сами собой подталкивали его к нужному выбору. Луке, когда тот на выручку Корнею кинулся, он помог – не дело было допускать до беды. Но в тот раз все еще было неясно, да и Пимен с Устином, если и впрямь какую подлость задумали, в конце концов на нее так и не решились. Может, потому и не решились, что понимали – не поддержат их в селе в таком деле, а вот потом… Потом уже по-всякому могло повернуться, кабы не та встреча весной.

Возвращаясь с огородов, Егор меньше всего ожидал нападения возле самого Ратного. А потому человек, шагнувший вдруг наперерез ему из-за дерева и перехвативший коня за узду, оказался для десятника полной неожиданностью.

Впрочем, конь чужого почуял бы не хуже собаки и дал бы знать хозяину, а коли не беспокоился и не шарахнулся прочь, значит, это кто-то ратнинский. Однако свой или не свой, но добром так не встречают, и меч в ножнах не задержался – воинская выучка подумала быстрее самого Егора. Но рубануть он не успел – свистнул кнут, и меч вырвало из руки, а из-за спины раздалось знакомое «Кхе!», и из-за куста на тропинку вышел сотник.

– С кем воевать собрался, Егорушка?

– Что надо, Корней? – Егор поджимать хвост не собирался, да и понимал: хотели бы его убить, он бы уже мертвый лежал.

– А ты старшим не груби. Али не учили? – усмехнулся сотник. – И с коня слазь, а то невежливо. Я пешим, хоть и на одной ноге, а ты передо мной верхом. Слазь, говорю! – последние слова больше напоминали рык.

Меч Егора лежал у ног Андрея Немого, стоявшего тут же, а засапожником много не навоюешь. Да и вправду невежливо.

– Что надо? – соскользнув с седла и встав против Корнея, снова поинтересовался Егор.

– Мне? – почти удивился сотник. – Да сущие пустяки. Хотел спросить тебя по-соседски: ты репу у кого нынче покупать думаешь? Своей-то тебе до осени не хватит.

– А тебе что за дело? – насупился Егор. Запасов в хозяйстве и впрямь оставалось маловато.

– Да вот думаю, коня своего продашь или обойдется? И себя, и холопов кормить надо, а с другой стороны, если в поход пойдем, как быть? В обоз к Бурею напросишься?