Мне было лет десять, и в тот холодный декабрьский день я, в тайне от родителей, побежала на набережную Аралы, чтобы, продолбив лунку, ловить зимнюю рыбу. Про этот способ мне рассказали соседские мальчишки, и я сразу загорелась идеей наловить рыб – холодных и белых, как снег. Надо ли говорить, что ничего хорошего из затеи не получилось. Я чуть не провалилась под лед, застряла в глубоком снежном сугробе, продрогла так, что зуб на зуб не попадал. Отсутствовала не так уж долго, возможно, около часа. Когда же я, дрожащая и уставшая, вернулась назад, то обнаружила, что в доме стоит странная тишина. Младший братик не плакал в колыбели, мать не стучала посудой на кухне, не поскрипывало кресло отца. Дальше – словно провал в моей памяти. А потом – снова я, но уже сидящая на крыльце, воющая в голос от ужаса и горя. Соседи, бродящие в наших комнатах и тихо перешептывающиеся. Их жены, пытающиеся увести меня к себе и отшатывающиеся, когда я царапалась и кусалась, словно дикий зверек. Гвардейцы в красных мундирах на гнедых конях. Один из них сел рядом со мной и, взяв в большие ладони мое заплаканное лицо, спросил, не хочу ли я служить у них. Неожиданный вопрос, к которому я не была готова – возможно, именно поэтому и дала положительный ответ.

Уже позднее я узнала, что именно Фарад – тогда еще лейтенант – был тем самым гвардейцем, забравшим меня к себе. Он рассказал потом, что произошло в тот страшный день. Отец мой, Фисс Маерис, был довольно обеспеченным купцом и нажил немало завистников и конкурентов. Кто-то из них решил разделаться с ним раз и навсегда и, вторгнувшись в наш дом, перерезал всю семью, не пощадив даже годовалого младенца. «Тебе повезло, Леда, – говорил мне тогда Фарад, – не уйди ты на реку, лежала бы с перерезанным горлом». Я тогда очень сомневалась в собственном везении – от неизбывного горя мне казалось, что лучше лежать в гробу рядом с близкими, а не маяться среди чужих людей. Но я была еще ребенком, и вскоре боль потери начала затихать. Началась новая жизнь, а именно ученичество в кадетском корпусе, куда меня приняли по просьбе лейтенанта Фарада. Я старалась оправдать оказанное мне доверие. Учеба давалась легко – голова моя была достаточно светлой для накопления знаний, а тело – крепким и гибким для физической подготовки, которую проходит каждый будущий военный. Все мне нравилось – тренировки, построения, а уж когда в руки попало настоящее оружие, радости не было предела. День, когда я наконец-то надела гвардейский мундир, был самым счастливым в жизни. Мы, молодые выпускники корпуса, гарцевали по центральной площади на собственных лошадях, а люди смотрели на нас – кто-то с восхищением, кто-то с любопытством, а кто-то с неприятием. Я чувствовала себя воительницей, защитницей столицы и была уверена, что не дам преступности ни малейшего шанса на террор местных жителей. В глубине души мечтала, что однажды смогу найти и наказать убийц своей семьи. Как часто ночами я представляла себе те муки, которые устрою этим мерзавцам, когда они окажутся в моих руках. И просила мироздание, чтобы этот миг настал как можно скорее.

Но возмездие так и не свершилось, ибо началась война. Та самая пятилетняя война, на которую с первого же дня направили нас – юнцов, только-только получивших свой первый личный пистоль. Настали дни лишений и бесконечных кошмаров наяву. Вокруг нас была смерть и ничего больше. Мы пропахли порохом и потом, в тела наши въелась грязь и кровь. Недостаток еды, теплой одежды, хрипы раненых – все это было фоном для моего постоянного спутника – страха. Кому скажи, никто бы не поверил, что отчаянная и неумолимая Леда Маерис на самом деле была готова орать от ужаса при виде трупов товарищей и врагов, кровоточащих ран, от звука пули, пролетающей в сантиметре от головы. Страх преследовал меня постоянно, даже во время затишья боевых действий, но я, сжав зубы, рвалась вперед. И доказала всем, чего стою. К концу войны Фарад, дослужившийся до звания капитана, назначил меня сержантом и уверил, что при такой службе недолго стать и лейтенантом. С той поры прошло несколько лет, а моим чаяньям, видимо, уже не суждено сбыться.

***

– Да ничего страшного не произошло, Леда. Бронард Юрас – человек, не хуже нашего бывшего командира. Он – опытный вояка, в Пятилетнюю войну сделал для страны больше, чем Фарад и мы все вместе взятые, – Кирк поцеловал меня в висок и нежно поворошил волосы. Я лежала в его объятьях, но никак не могла найти покоя. Поздно вечером я пришла к Кирку, чтобы обсудить мои тревоги относительно нового руководства, но возлюбленный решил успокоить меня в свойственной ему манере. Однако даже его любовь, горячая и страстная, не могла угомонить мое смятение. Я погладила жениха по гладкой груди, покрытой легкой испариной пота, и положила голову на его плечо.

– Почему же тогда после войны Юрас не стал капитаном Гвардии? И ты же знаешь, сколько Фарад сделал для меня. Это был командир, за которого можно умереть. А новый…

– Тоже человек, за которого не жалко жизнь отдать, – в голосе Кирка появились металлические нотки. – Я верю, что с ним у Гвардии начнется новая жизнь. Лучшая жизнь. Старая была так себе, если уж правду говорить.

– Почему? Что было не так?

– Да взять хотя бы Грена твоего. Поистине неуловимый оказался, а? А ведь он лишь мелкий прохвост, возомнивший себя невесть кем.

– Ага, и этот мелкий прохвост ограбил Бранека и казну чуть не унес! – мне даже обидно стало за Грена. Тем более, если подтвердить, что он – обычный, ничем не примечательный преступник, то и мои провалы в его поимке характеризуют сержанта Маерис с не лучшей стороны.

– Наглец он, – зевнул Кирк и повернулся на бок. Я уткнулась носом в его спину и закрыла глаза. Да, Грен наглец. А я – бестолковая дура.

***

Бывают дни, когда в Синефорте царит необычно миролюбивая атмосфера. Никаких мелких краж, вооруженных разборок и, тем более, убийств. Даже драки происходят вдали от глаз всевидящей гвардии и обходятся без жертв. А бывает, как сегодня, когда я, в погоне за карманным воришкой, въехала прямо в центр массовой драки возле одного из трактиров. И это в дневное время, заметьте! Что будет к ночи – предположить страшно. К счастью, дерущиеся при виде меня, шустро разбежались, даже пистоль обнажать не понадобилось. Зато сразу же следом – вторая стычка, между двумя пьянчугами, не поделившими женщину. Что ж, это нормальная жизнь любого крупного поселения. Я и не думала жаловаться на судьбу, однако вечером в гарнизон въезжала усталая и взмокшая, мечтая отлежаться в теплой ванне. Благо с помывкой проблем у гвардейцев никогда не было, в умывальнях весь день поддерживалось тепло, а специальные работники следили за тем, чтобы в котлах вода была всегда в меру горяча, и ее хватало на всех.

Только я въехала в гарнизон, как обратила внимание на необычное оживление, царившее вокруг. Кирк разъезжал вперед-назад на коне, раздавая приказы гвардейцам, которые спешно седлали лошадей и проверяли оружие. Я подъехала к ним.

– Что у вас тут за суета?

– Вот так-так! Наша доблестная Леда полдня провела в городе и ничего не знает? – Кирк, веселый и взбудораженный, смотрел на меня, как на глупого ребенка. – Твой ненаглядный Грен средь бела дня ограбил купца Ставина. Где ты была в этот момент, интересно?

– Даже не знаю, – этот издевательский тон меня разозлил, – может, драку предотвращала? Или, может, карманного вора преследовала? Да нет, конечно, я же просто прохлаждалась в трактире за кружкой пива!

– Видимо, прохлаждалась, – Кирк явно поставил себе цель задеть меня посильнее. – Во всяком случае, твой бандит спокойно сделал свое дело безо всяких помех со стороны Гвардии.

– Ты считаешь, я должна была его мысли прочитать?

– Было бы неплохо, – Кирк повернулся к группе гвардейцев, которые уже в полной готовности ждали конца нашей перепалки. – Ну что, друзья! Вперед, надерем задницы этим бандитам!