Он называл его Мишаня только при родителях. Никогда, если они были наедине. Проклятый долбаный подхалим.

– А я пенного принес, – сказал Тошик, решаясь войти в дом, захлопнув за собой дверь. Очевидно, вид крови и смерти его не пугал. – Дельце обмуслякать, да и вообще… на сухую лодка не ходит.

Он окинул взглядом следы крови.

– Вижу, у вас тут потасовка какая-то произошла…

Миша смотрел ему в глаза и не верил.

Почему ты жив?!! – кричал голос в голове. Голос был так силен, что Миша вдруг осознал, что стал произносить слова вслух.

– Почему ты жив? Почему ты жив? ПОЧЕМУ ТЫ ЖИВ?

– Мишаня, ты чего? – глаза Тошика бегали от брата к кровавым следам, от следов к паутине в углу, от паутины к расплывающемуся на потолке черному пятну.

Раздался звонок. Миша достал из кармана сотовый, но тот молчал. Он посмотрел на Тошика, который сделал то же самое. Миша знал рингтон на Тимкином телефоне, и это был не он. Звонил чей-то чужой телефон.

Миша прислушался и пополз в сторону звука. Он полз по грязному полу. Пауки прыгали на его пальцы, а тараканы разбегались в разные стороны. Черная вода капала Мише на спину. А под коленями пузырились доски, превращающиеся в грязь.

Он дополз до подвала и приложился ухом к тому, что когда-то было твердым напольным покрытием. Звук телефона доносился из подвала.

Где мой муж?

Я его не видел.

Может, он не видел его потому, что свет был выключен?

Но я же слышал его голос!

После того как распорол его шею! Тут уж обознаться легче легкого!

Миша заорал во все горло.

Тошик испугался и выронил пакеты с пивом. Бутылки звякнули, и пакет запузырился. Запахло хмелем. Но его тут же перебил запах гнили, который безраздельно властвовал в этой атмосфере.

Миша скормил дому невинного человека, а болезнь осталась. И она прогрессировала.

– Папа?