И потому вполне логично предположить, что седобородый прожил тут долго. Прямо долго. Речь о паре десятилетий как минимум. Если его забрали сюда возрастом ближе к сорока, а умер он… я думаю годам к семидесяти с чем-то, если еще раз вспомнить кисти рук обильно покрытые пигментными пятнами. Он при жизни был упитан. Оттого не выглядел усохшим. И что получается? Тридцать лет в одиночной камере? И сумел сохранить рассудок? Седобородый узник переплюнул аббата Фариа из знаменитого романа «Граф Монте-Кристо». И оставил после себя тайн не меньше мудрого персонажа аббата Фариа, придуманного Александром Дюма.

Пусть даже пробыл он тут не тридцать, а двадцать лет – тюремное заключение не молодит, а старит, оттого выглядит старше. Все равно срок огромный! Двадцать лет! У него было время поразмыслить о бренности существования.

Пешка и ключ. Не выходят у меня из головы. Не выходят и все тут…

Но это мне только на пользу – больше нетерпения, больше ража, больше сил в руках скребущих пол и сдирающих с него черную засохшую грязь. Я обследую свою келью сантиметр за сантиметром. Проверю каждый миллиметр. Ощупаю каждый шов между кирпичами.

Пешка и ключ…

Ключ блестящий, медный, небольшой. Бородка довольно сложная. Ключ короткий. Головка овальная. На бородке несколько мелких царапин. Больше ничего сказать не могу.

Пешка. Деревянная. Светлая. Белая. Ничего выдающегося из себя не представляет. Стандартная форма. Резиновый кругляш скрывает вырезанную в основании шахматной фигуры печать. После того как я прижал печать к столу на нем появился довольно красивый и символичный оттиск.

Рисунок.

Две руки – кисти и запястья – держатся за опущенный рычаг. Они образуют тупой угол. Внутри угла изображена пешка и цифра восемь расположенная в ней. Над пешкой еще две кисти руки – ладонями вверх. Пальцами друг к другу. На одной ладони лежит хлеб. На другой яблоко. Над руками двусторонняя короткая стрелка. Такой вот рисунок. Пиктограмма какая-то. Слов нет. Но это и понятно – рисунок то едва различить можно. Куда уж тут буквы лепить.

Пиктограмма на то и пиктограмма, что должна быть понятной любому.

Две руки на опущенном рычаге. Опущенный рычаг – активированный рычаг. Все рычаги в моей келье активируются опусканием до упора. Две руки на опущенном рычаге – символ работы, символ выполнения своих обязанностей, так сказать.

Пешка с цифрой восемь. Пешек на доске по восемь штук с каждой стороны. Всего шестнадцать. Но это два цвета. А тут только белый. Уже сложно. Но предположу, что померший дедуля был Пешкой-8. Звучит не очень, если честно. Пешка фигура разменная, их легко смахивают с доски, и они слабее любой другой фигуры. Да, пешка может стать ферзем. Если повезет дойти аж до другого края доски. В общем – так себе ранг фигуры. Пешка она везде пешка. Так и просится сравнение с шестеркой.

Над пешкой еще две ладони. На одной хлеб, на другой яблоко. И стрелка двусторонняя. Даже думать не надо – это обмен. Мен. Бартер. Натуральный обмен. Ты мне хлеб – я тебе яблоко. Ты мне нож – я тебе сапоги. И так до бесконечности. Дело хорошее. Взаимовыгодное. Одна только проблемка вырисовывается – для обмена нужно как минимум двое заинтересованных лиц. Сам с собой обмен совершать не станешь.

И откуда в одиночной камере взяться второму узнику?

Откуда?

Это крайне важный для меня вопрос. Перед мысленным взором так и маячили две ладони протягивающие друг дружке предметы мена.

Откуда взяться второму человеку?

Тут положены свидания? За хорошую работу. Раз в год. Ага. Ну может чуть чаще. И где дверь? Я тут кроме люка в туалете дверей не видел.

Ледяная стена. Опять все упирается в эту стену – и опять в буквальном и переносном смысле сразу. Скорей бы чертовая ледяная пробка растаяла и открыла мне путь!

И все равно сомневаюсь, что все так просто. В этом месте по-простому не бывает.