Антонов обтер подростковую грудь проспиртованной ватой и легкими марлевыми салфеточками обложил грудную клетку. Главный вытянулся, вздохнул обречено и сказал:

– Ну, дай Бог. Шевцов, нож!

Шевцов из груды инструментов вынул маленький, типа финки, ножик, и подал главному. Глаза главного сузились, стали как у его клиента, и приобрели вдохновенный, колючий блеск. Зубами под марлевой повязкой хирург прикусил губу, прицелился и, взмахнув ножиком, метко и лунообразно протянул по костлявой бледной груди. Кожа разошлась, как порванный воздушный шар, кровь покатилась с ртутной густотой.

– …Ать, ну и свертываемость! – процедил Антонов, суетливо орудуя уже не клочком ваты, а рассыпающейся лентой бинта.

Два бойца, хоть и было до колик интересно, двинули на очередной обход выставочного лабиринта. Пластиковые временные стенки извивались бесконечными голодными змеями: «Фармтоп», «Медград», «Эколирс и Ко»… – торжественно читались названия хвастающихся своими успехами компаний. И на каждом стенде выпирали образцы продукции – целлюлоидные патронташи таблеток, склянки и пробирки с бирюзовыми растворами, легированное медицинское железо, хищно отражающее неоновый свет ламп и всегда скальпельно острое…

– Слышь, я не врубился, по понятиям ведь на органы для пересадки бомжей чикают, а тут – шпана малолетняя… – абы не молчать, предложил тему крепко подпавший под впечатление от увиденного боец внутреннего рубежа.

– Меньше языком мети, здесь большие бабки, за них под асфальт зароют проще простого, – приструнил напарник, – А вообще, ты ж видел китайцев, от горшка два вершка, куда таким взрослая печень или почка от рослого русского бомжа? А вот пацанячья по формату – самое то. Если б ты знал, сколько Захар Васильевич поморочился, выкапывая по поликлиникам да военкоматам медицинские карточки допризывников с нужными размерами, да чтоб группа крови совпадала, да чтоб никаких патологий, ты б его, сердечного, зауважал.

– Я его и так уважаю, он зарплату не задерживает.

Через перила второго этажа за прогулкой двоих охранников в оптику винтовки лениво наблюдал снайпер. Он откровенно скучал и не ждал в рамках сегодняшней работы сюрпризов, обычный заказ типа на шухере-прикрытии подежурить. А от раскинувшегося у его ног индустриально-санитарного пейзажа парня уже мутило. Все эти вывешенные на стендах колбы, протезы, шприцы и анаболики напоминали снайперу историю, как ему в полевом госпитале вырезали гангренозный аппендицит, и ничего приятного в воспоминаниях не присутствовало.

– Какого… – начал главный коновал, вдруг порезавший палец хирургическим ножиком, и не договорил. От удивления он мог причинить себе и гораздо больший вред, но за рядами стендов ему не подфартило воочию созерцать то, что оказалось как на ладони у законспирированного на втором этаже снайпера.

Стеклянная стена – та, что со стороны залива – напряглась, крякнула, задрожала осиновым листом и чихнула сабельными ромбами полуторасантиметровой толщины стекла в парашютных клубах бледно-красной пыли. Пеплу повезло, что он задранным зубастым ковшом кара снес именно ту колонну, которая подпирала сегмент второго этажа, где киснул снайпер. Раскрывший рот от удивления мастер прицельной стрельбы падал уже за спиной Пепла, кстати, в полете сломав челюсть собственной винтовкой.

Два затерявшихся среди медицинских экспонатов вооруженных организма сориентировались быстро, и рванули к эпицентру несанкционированного события, сосредоточенно огибая операционные столы и расстегивая то, что у каждого висело подмышкой. Переводчик решил, что там он будет нужнее, и тоже нацелился на шум, сдергивая с плеча более солидное имущество – Калаш шестьдесят восьмого года выпуска.

– Не стрелять, душу выйму! – болезненно воскликнул главврач, – все оборудование перебьете!

Парочка бойцов обернулась на Караванца. Тот кивком подтвердил – стрельба откладывается на неопределенное время. Переводчик вспомнил о непосредственных обязанностях и вернулся на место. А покрашенный в веселенький желтый цвет кар, хрустя шинами по медицинскому хрупкому стеклу и подминая одноразовые стенки-перегородки, как домино, пер танком на ура…

…Сеть информационной службы Равиля Баева была отлажена безукоризненно. С истинно восточной изворотливостью он умудрялся обходиться без навороченной техники, по старинке предпочитая плодить доносчиков. Называл он их с истинно восточной хвастливостью – «агентурной разведкой» и даже не жабился на изрядные суммы мзды. Ничего удивительного, что в эту жуткую ночь Равиль Баев с тремя подручными тоже оказался на территории Выставочного комплекса ЛЕНЭКСПО. От власти над подпольным медицинским рынком Петербурга Равиля отделял один меткий выстрел.

В то, что неверный Захар Васильевич Караванец сам, освобождая пьедестал, откинет копыта, когда метастазы расползутся по подточенному болезнью организму, Равиль имел веские основания не верить. Одному из стукачей, пардон, «разведчиков» Равиля удалось подобрать выроненную Захаром таблетку, и в лаборатории выяснилось, что ни какой это не «антирак», а тупая глюкоза. Получается, косил уважаемый Захар Васильевич, как последний симулянт на лесоповале.

Равиль и три его верных визиря, стараясь не бряцать стволами и ножиками, преодолели забор Выставочного комплекса как можно дальше от седьмого павильона – со стороны яхт-клуба, здесь и колючка давно проржавела, и заглядывали сторожа сюда в последнюю очередь. Прямо у забора для удобства перекарабкивающихся тятей копился всякий выставочный хлам, воняло разным, но в первую очередь гниющим деревом. Будто тени, закутанные в воинские плащпалатки и нацепившие намордники ночного видения, кунаки крались мимо стеклянных двухэтажных хором других павильонов, ныне пустующих, и в этаких нарядах более всего напоминали растиражированного проклятого джедая Дар Вейдера из «Звездных войн». Дождь убаюкивающе лопотал по капюшонам.

Замыкающий в цепочке замешкался: под кленом, мимо которого остальные прочавкали грязью без внимания, лежало столько окурков, будто на клене жила белка, питающаяся «Мальборо лайт». Окурки не успели основательно размокнуть. Значит…

Если бы они двигали проторенным асфальтом, а не крались по расползающейся и липнущей к подошвам жиже вдоль мокрых стен, то ничего бы не заметили. Когда первый из Раулевских янычар споткнулся о труп мужчины в самом соку, он не смог удержать за зубами испуганный возглас.

– Чего орешь, сын осла! – зашипел за спиной Баев, – Впрочем, можешь не объяснять, сам вижу.