Он потянулся к ней, но Диди с отвращением увернулась и вскочила с постели. Тыча в него дрожащим пальцем, она заявила:

— Ты — трус.

— Нет, Диди. Рассуждая диалектически, я отказался отдать свою жизнь ради защиты денег и собственности правящего класса.

— Были попраны права человека. Ты нарушил свою присягу офицера полиции, — защищать эти права!

— Полиция — репрессивные щупальца капиталистического спрута, — взорвался Том. — Они таскают каштаны для правящего класса из огня противоречий, горящего над распростертыми телами рабочих и крестьян. Долой полицейских свиней!

— Ты нарушил свой долг. Именно такие люди довели до того, что полицейских стали звать свиньями!

— Диди! Что произошло с твоим Weltanschauung?[7] — Том умоляюще протянул к ней руки. Диди отодвинулась в дальний угол комнаты и замерла возле стойки с пластинками. — Диди! Товарищ! Брат!

— Временный народный суд взвесил твое преступление, штрейкбрехер. — Она резко повернулась, схватила его револьвер и направила на него. — Приговор — смерть!

Раздался выстрел, комната исчезла. Машинист был мертв.

Снайпер специального подразделения, находившийся в туннеле, доложил о выстреле. Первой реакцией начальника округа — ещё до ярости — было изумление.

— Не понимаю, — сказал он комиссару. — У нас же ещё масса времени.

Комиссар побледнел.

— Они глупо себя ведут. Я думал, им можно доверять по крайней мере до тех пор, пока мы следуем их собственным правилам.

Начальник окружной полиции припомнил остальную часть сообщения снайпера.

— Кто-то в них выстрелил. Вот в чем дело. Это ответная мера. Они играют по своим правилам, все верно, просто это омерзительные хладнокровные чудовища.

— Кто же стрелял?

— Сомневаюсь, что мы это узнаем. Снайпер говорит, выстрел был похож на пистолетный.

— Они не глупы, — протянул комиссар. — Но безжалостны.

— Именно так они и говорят. Это убийство означает, что они верны своему слову, и лучше нам это учитывать.

— А где люди с деньгами?