(6 апреля 1895 г.)
Н. П. С и м а н о в с к и й: Главным образом здесь интересен вопрос: какое участие примет Общество? Можно будет устроить бюро с тем, чтобы вся инициатива исходила из Общества, или же устроить отдельное общество с этой целью, которое бы взяло на себя все дело в смысле исходатайствовании разрешения сбора пожертвовании и т. д.
Председатель: Но в какой форме делать воззвания? Чрез газеты?
H. П. С и м а н о в с к и й: Чрез газеты, а то в виде отдельных брошюр.
И. П. Павлов: Если это дело серьезное, то почему же не итти тем путем, каким вообще идет медицинское дело в столице? Город улучшает больницы, заводит новые, и если в санатории есть необходимость, почему той же Городской Думе не рекомендовать их устройства?
B. H. С и р о т и н и н: Город и вообще всякие учреждения с большой охотой приходят на помощь к таким делам, целесообразность которых доказана. Следовательно, нужно сделать почин, а затем присоединится каждое учреждение.
И. П. П а в л о в: Насколько я понимаю, в некоторых больницах есть и острые и хронические больные. Если теперь идет речь, чтобы устраивать новые больницы для острых больных, то почему не сделать подсчета хроническим и не указать, что город занимает места чахоточными больныйи, тратит огромные денежные средства и только способствует смертности; почему не посоветовать вывезти их из больниц и этим очистить место для острых больных, а для чахоточных построить санатории. •
И. П. П а в л о в: Я не совсем понял значение записки, которая читалась, что она доказывает? шал внимательно и пришел к заключению, что она малодоказательна. Приводится вначале статистика, а затем говорится, что эти цифры сравнивать нельзя. Я думал, что скопляются такие доказательства, чтобы убедить, и эта записка является заключительным выстрелом, приложенным к заключению комиссии.
Особое мнение экстраординарного профессора И. Павлова по вопросу о характере вновь открывающейся в академии кафедры
Наша академия в настоящее время делает два весьма шенных приобретения. Открывается кафедра для новой экспериментальной отрасли медицинской науки, отрасли, хотя и недавно народившейся, но произведшей огромный, можно сказать, небывалый переворот в медицине. Бактериологиею открыты, наконец, истинные причины многих болезней, и на основе этого открытия вырабатывается верное средство для борьбы с этими болезнями. Чрезвычайный интерес дела вызвал необычайное стремление к разработке этой облаоизошла и сейчас происходит оживленнейшая научно-лабораторная деятельность, и поистине невероятно быстро накопляется соответствующий литературный материал. Бактерийная методика и доктрина проникают все отделы медицины, и серьезное знакомство с основами их - как теоретическое, так и практическое - становится неизбежным для всякого врача. Наша академия получает возможность удовлетворить этому требованию медицинского прогресса. С другой стороны, благодаря постройке заразной клиники исчезает из жизни академии печальное явление, что многие чрезвычайно распространенные и весьма опасные болезни не находили себе места в ее стенах и ее ученики выходили в жизнь, не видавши этих болезней в лицо.
Но последнее решение Конференции по обоим указанным пунктам грозит, по моему глубокому убеждению, чрезвычайно умалить пользу столь крупных приобретений нашего учреждения. Конференция постановила соединить в одном лице бактериолога и клинициста по заразным болезням. Я нахожу такое решение не отвечающим интересам дела и представляющим собою срединное решение, истинное ни то, ни се. Проектируемый профессор, если бы он был вообще возможен, был бы исключительным лицом в академии и по компетенции и по размеру труда. Он должен быть, конечно, истинным клиницистом, т. е. опытен в распознавании и лечении заведуемых им болезней и вполне знаком с клинической литературой этих болезней, короче, стоять так же твердо в своем клиническом деле, как и каждый любой клиницист в академии. Нго обязанности, конечно, будет лежать как чтение клинических лекций над больными (как их читает всякий другой клиницист), так и обходы больных со студентами. Он, естественно, будет желать, наконец, возможно расширить свою клиническую опытность и путем частной практики, т. е. путем визитов и т. д. Вместе с тем он должен быть и истинным бактериологом, т. е., помимо компетентности в методах и доктрине современной бактериологии, еполне знакомым и постоянно следящим за огромной все разрастающейся литературой бактериологии, читать лекции и вести практические занятия по бактериологии со студентами, отнюдь не уступающие по своему размеру занятиям по нормальной или патологической анатомии. Я не говорю уже об его собственных лабораторных занятиях, конечно, весьма желательных и требующих, как всегда, огромного времени и свободы от других занятий. Никто не может сказать, что это преувеличенное изображение, нет, это простая арифметическая сумма трудов будущего профессора, если на дело смотреть прямо.
В Конференции говорилось, что это не будет клиницист в истинном смысле, он будет лишь как-то «показывать больных». По-моему, такой взгляд был бы бьющей в глаза несправежливостью и относительно болезней и относительно будущего профессора. Таким образом в академии болезни делились бы на две категории: привилегированные, которым бы обучали кли нициста, и другие, которые показывал бы студентам не истинный клиницист, -- и последнее пришлось бы на долю таких болезней, как корь, скарлатина, дифтерит и оспа. Точно так же было бы в высшей степени странно, что заведующий нашею клиникой заразных болезней заведомо, с одобрения или, лучше сказать, по настоянию Конференции, был бы менее сведущим в его болезнях, чем всякий другой клиницист в его специальности. Едва ли можно спорить против того, что ни в каком отношении: ни в компетенции заведующего заразной клиникой, ни в размере клинического преподавания заразных болезней, ни в мере практикования на них студентов, проектируемая клиника не может отличаться от других клиник и ее будущий профессор, конечно, должен быть истинным клиницистом.
В Конференции говорилось, что бактериологу нужна и интересна клиника. Для чего? Ради преподавания бактериологии? Но из всех доказательств бактерийных болезней найдет приют в будущей заразной клинике только один дифтерит, и он один, следовательно, мог бы служить для демонстрации бактерийных диагностики и терапии, огромное же число других исследованных бактерийных заболеваний все равно не будет под руками у нашего бактериолога-клинициста. Но, может 6ыть, клиника нужна бактериологу ради научного исследования бактерийных вопрссов? Но, во-первых, клиника заразных болезней учреждается в академии не ради исследования этих вопросов, а прежде всего ради обучения студентов распознаванию и лечению этих болезней; во-вторых, раз болезнь не сделалась еще доказанно-бактерийной, учебный, клинический труд с нею будет для бактериолога обузой и, наверное, перевесит выгоду, которую получает наш бактериолог, располагая только собственными дифтеритными больными, и, в-третьих, наконец, с большим правом можно оспаривать вообще допустимость при теоретических кафедрах (экспериментальная патология, фармакология, бактериология) клиник исключительно с целью исследования.
Раз заведующий клиникой, ее хозяин, есть истинный лабораторный деятель, т. е. любящий и увлекающийся своим делом, то будут возможны, и даже часто, случаи, когда увлечение известным теоретическим вопросом возьмет верх над заботой и памятью об интересах больного и больной окажется в положении экспериментального животного. Охранителем больного в медицинских учебных заведениях должен и может быть только клиницист, т. е. человек, имеющий свою главную задачу и находящий свое удовлетворение в излечении или помощи данному больному, а не в решении разных теоретических вопросов.
Итак, перед нами дилемма: или хороший бактериолог и посредственный клиницист, - я позволил бы сказать себе, бы может, даже опасный для больных клиницист, - или хороший клиницист и не удовлетворяющие своей задаче бактериолог.
Как же должно быть поставлено дело?
Обратимся к истории. Что было у нас раньше? Педиатр не учил студентов таким по преимуществу детским болезням, как корь, скарлатина, дифтерит, профессор кожных болезней не псказывал оспы, и т. д. Происходило это потому, что для этих чрезвычайно заразительных болезне было соответствующих помещений. Теперь они будут. Что же может быть естественнее, как отдать эти помещения в пользование тех, кто в них нуждался. Но Конференция этого не делает и создает из этих заразных болезней особенную клинику. Почему? Не потому ли, что эти болезни особенно заразительны, опасны, что требуется даже особенный заразный профессор, и т. д.? Ведь если где и учить уменью обходиться безвредно тебя и для других больных с заразными больными, так именно в академии.
В жизни врач должен будет лечить все болезни разом, да и сам профессор-клиницист в частной практике не различает больных по степени заразительности. В академии будущий практический врач должен иметь в профессоре образец того, как, строго применяя известные меры предосторожности, можно одновременно следить и за сильно заразительным и незаразительным больным; обособленная же, так сказать, оранжерейная постановка (до особого заразного профессора включительно) некоторых особенно заразительных болезней, как мне кажется, прямо способствовала бы развитию между учащимися только непрактичной опасливости по отношению к этим заболеваниям. Я не слыхал в Конференции других серьезных оснований для учреждения особой заразной клинической кафедры. Это обособление заразных болезней являлось тем более неожиданным, что в Конференции за последнее время укрепилась совершенно другая тенденция - сливать ранее отдельные клинические предметы в одну кафедру (кожные болезни и сифилис, горловые и ушные). Само по себе существование у клинициста двух отдельных помещений для разного рода больных никакого огобенного затруднения не представляет, что доказывается, например, хоть нашим офталмологом, имеющим больных как в клинике Вилье, так и в клиническом госпитале. Рекомендуемый мною порядок дела существует уже в Томском университете и, как я слышал от заинтересованного в этом деле профессора, признается вполне целесообразным. Затем остаются, может быть, мелкие неудобства формального или хозяйственного характера, но казалось бы, что сущность важного дела не может быть и не должна быть принесена жертву мелочам.
Таким образом наша новая кафедра «Общее (а не частное клиническое) учение о заразных болезнях с систематическим и практическим курсом бактериологии» должна, по моему мнению, в интересах академического медицинского образования остаться чисто экспериментальною, т. е. академия должна приобрести лишнего экспериментатора, а не клинициста.