Некрасов, так долго умиравший от рака, не мог давать сеансов даже по 10–15 минут.
В письме 11 апреля 1877 года, где Крамской описывает второй портрет Некрасова, им сделан набросок этого портрета-картины. Некрасов лежит на высоких подушках, голова слегка тонет в подушке, рука с карандашом около лица. Есть и маленький фотографический снимок – голова на подушке и рука с карандашом. Но, кроме головы Некрасова, Крамскому ничего сделать с натуры не пришлось. Портрет Некрасова на постели, лучше сказать, картина «Некрасов в период «Последних песен» была окончена без него. Поза изменилась. Направление холста из лежащего перешло в стоящее: Некрасов не лежит, а полусидит. Голова вырезана и переставлена в другое место. Для фигуры Некрасова позировал сын Ивана Николаевича – Николай Иванович.
Такова история портрета Н. А. Некрасова.
О портрете Салтыкова встречаются сведения еще несколько раз. Из письма Крамского от 14 ноября 1878 года: «Об Салтыкове ежеминутно помню и думаю». Из письма Павла Михайловича от 25 декабря: «Недавно узнал, что Салтыков был болен и очень обеспокоился: ну как, помилуй бог, случится портрету остаться неоконченным». Из письма от 3 апреля 1879 года: «Где же Салтыков, почему его нет на выставке и когда я его получу?» Из письма Крамского от 6 апреля: «Салтыков опоздал, потому что для него делается копия». Из письма Павла Михайловича от 3 мая 1879 года: «Портрет Салтыкова в галерее стал еще лучше».
Сложные обстоятельства сопровождали приобретение Павлом Михайловичем портретов Герцена, Потехина и Костомарова работы Ге.
3 февраля 1870 года Перов писал: «Сердечно уважаемый Павел Михайлович! У меня был Мясоедов и сообщил некоторые подробности относительно портрета Герцена, который находится у Ге. Он писал его для себя и очень им дорожит, как воспоминанием прошедшего. Портрет, как говорит Мясоедов, превосходный, он находит, что это лучший портрет из всех портретов Ге. Приобрести его было бы для Вас очень интересно. Ге, как предполагает Мясоедов, уехал во Флоренцию, но адрес его Мясоедов знает, и потому Вы можете написать ему сами или поручить Мясоедову, что он исполнит с большой готовностью. Вот все, что я мог узнать, о чем и спешу Вас уведомить».
Ге, по-видимому, еще не уехал и успел получить письмо Павла Михайловича. Он ответил 12 февраля из Петербурга: «Мои личные обстоятельства не позволили мне немедленно ответить на Ваше письмо и известить Вас, что на любезное предложение Ваше я теперь согласиться не могу. Портреты эти я пишу с давно задуманной целью, без всяких корыстолюбивых видов, для себя лично.
Весьма сожалею, что короткое пребывание в Москве не позволило мне осмотреть Вашу галерею и иметь удовольствие познакомиться с Вами лично. Надеюсь доставить его себе в первый приезд мой в Москву, что, вероятно, будет скоро, так как будущей весной я переезжаю жить в Россию».
Намерение это Ге исполнил.
В 1871 году Риццони видел работу Ге и писал об этом Павлу Михайловичу (по-видимому, в сентябре – стоит только «2-го» без месяца): «Картина Ге мне чрезвычайно нравится, по моему мнению, это лучшее, что он когда-либо производил. Я желал бы только, чтобы он сохранил выражение лиц, так оно теперь все превосходно… Затем портрет Тургенева нахожу очень не хорошо, чтобы не сказать больше. Портрет Некрасова очень хорош, только еще не окончен. Портрет Герцена и какого-то господина с рыжей бородой прелестны. Все эти работы я вижу в первый раз».
Весной 1871 года Ге и Павел Михайлович познакомились и близко сошлись. Николай Николаевич писал Павлу Михайловичу: о выставках, о своих работах и о работах товарищей, был посредником между Павлом Михайловичем и Антокольским в заказе скульптуры «Иоанн Грозный». Но о портретах, интересовавших Павла Михайловича, речь не заходила. В каком году – 1874 или начале 1875 – приступил Павел Михайлович к этому делу, точно выяснить трудно. Письмо Н. Н. Ге без числа:
«Милостивый государь Павел Михайлович! Когда мы расстались, я долго обдумывал принятое мною предложение Ваше уступить Вам портреты и окончательно решил, что продажею сделать этого я не могу ради цели, о которой Вам говорил вчера. Я не хочу этим сказать, что я отказываюсь исполнить Ваше желание иметь мои портреты в Вашей коллекции, напротив, я нашел средство это устроить и предлагаю его Вам, надеясь, что Вы не откажетесь от тех несущественных для Вас условий, которые обязательны нравственно для меня. Встречая в Вас мою давнишнюю мысль, я увидал осуществление ее в самых широких размерах и желание скорее слить все средства увлекло меня даже до ошибки, я забыл свое обещание себе. Вот что я хочу исправить, не нарушая существенного в деле.
Вы двадцать лет собираете портреты лучших людей русских, и это собрание, разумеется, желаете передать обществу, которому одному должно принадлежать такое собрание, – я думал и думаю, что художник обязан передать образ дорогих людей соотечественников, с этой целью я начал писать и, разумеется, не для себя, а для общества. Вот мы и встретились, неужели мы не можем просто и ясно, руководимые одной целью, соединить свои посильные труды? Я думаю, что – да, надеюсь, что и Вы согласны, и так дело просто. – Возьмите в свою коллекцию портреты готовые и все те, которые я еще надеюсь написать, пусть они достанутся обществу согласно общему нашему желанию. Никаким тут вознаграждениям нет места. Одно нам нужно – обеспечить друг друга в действительном достижении цели, т. е., что труд наш именно обществу будет принадлежать и от имени каждого своя часть. Вот какие условия я полагаю, разумеется, с поправками, ежели такие понадобятся:
1) Передавая портреты в Вашу коллекцию, я обязуюсь не исключать их из коллекции, пока она находится в Вашем личном владении.
2) С Вами вместе я обязуюсь передать Городу свою часть, с тем, чтобы она не была отчуждена от Вашей.
3) Право собственности на портреты принадлежит мне до передачи права Городу.
4) На случай смерти моей я оставляю необходимое соответственное распоряжение.
Надеюсь, что Вы не найдете такое соглашение невозможным, напротив, Вы меня обрадуете Вашим ответом, которого я жду с нетерпением.
С истинным почтением и уважением остаюсь
Николай Ге.