Цена моя за коленный портрет в величину Писемского 500 р. серебр.».
Павел Михайлович ответил 29 сентября:
«Милостивый государь Иван Николаевич! Я очень сожалею, что не мог увидать Вас лично в Петербурге и никак не успел зайти к Ивану Александровичу (я всего только один день оставался в СПБурге), я бы упросил Ивана Алекс, посидеть теперь же, не откладывая; в декабре погода для работы будет самая неблагоприятная, да к тому же мне очень хочется поскорее иметь портрет; если бы Вы могли отложить поездку на несколько дней и уговорить Ивана Александровича, чтобы сделать портрет теперь же, – я был бы Вам очень благодарен.
За портрет А. Ф. Писемского Перов взял 350 рублей. Но я согласен на Вашу цену, я желаю только, чтобы портрет глубокопочитаемого мною Ивана Александровича Гончарова был отличный, и уверен, что Вы употребите все средства, чтобы он вышел таким – так как Вы, вероятно, также любите и уважаете Ивана Александровича.
С искренним почтением имею честь быть преданнейшим вашим слугой
П. Третьяков».
В следующем письме Крамской пишет, что занят и торопится уехать. Павел Михайлович просит его немедленно заняться портретом по возвращении из-за границы, причем прибавляет: «…в половине декабря я буду в Петербурге и тогда надеюсь лично познакомиться». В декабре им познакомиться не удалось, и опять идет переписка. Гончаров оттягивает, ссылаясь на нездоровье, на непогоду, просит отложить до весны, но и в феврале Крамскому не удалось уговорить Гончарова позировать. В марте, получив письмо Павла Михайловича, Гончаров совсем было согласился, но накануне первого сеанса окончательно отступился от позирования и всю ответственность перед Павлом Михайловичем взял на себя.
Осенью 1870 года Павел Михайлович заходил к Гончарову, надеясь его убедить, но не застал дома.
В 1874 году Иван Александрович, тронутый настойчивым желанием Павла Михайловича иметь его портрет, согласился позировать и не только согласился, но и интересовался и радовался, что портрет похож и удачен.
Крамской писал Павлу Михайловичу в марте 1874 года: «Портрет И в. Ал. Гончарова мною уже начат, работаем каждый день. Сидит он хорошо. Совсем стал ручным».
Насчет портретов, писанных в 1869 году Перовым, упоминается у Риццони: «В портретах Перова нахожу однообразность колорита. Борисовский и Безсонов очень похожи». К Павлу Михайловичу портрет Безсонова попал гораздо позднее.
29 декабря Риццони пишет: «К Гуну писал насчет Тургенева, как получу ответ, немедленно сообщу Вам. Очень рад за Ваши новые приобретения, где все это теперь поместится? Ведь много нового прибавилось. Г-жа Розлачь действительно очень бедная госпожа. Вы сделали доброе дело. «Голова мальчика» очень оригинальная и интересно написанная. Интересно посмотреть на портрет Брюллова от Тропинина, не имею о нем понятия».
1869 год был богат вкладами в коллекцию Павла Михайловича. Риццони пишет из Риги: «Дорогой друг Павел Михайлович, не знаю, что Вам сказать относительно статей (отзывов) моих работ, ведь возмутительно, прошел только год, что меня расхвалили чуть не до небес, что сравнивали меня с лучшими фламандцами, теперь я хуже не сделался, а стараются закидать грязью… Ну-с, – однако плюнем на это дело – не стоит по настоящему и разговаривать.
Жалею ужасно, что Вы, дорогой друг, хворали, воображаю как В[ера] Н[иколаевна] беспокоилась, теперь же душевно рад что поправились и выезжаете. Насчет Ваших приобретений могу только радоваться и поздравить Вас. Когда я об этом рассказал сестре, то она перепугалась, что Вы на такую большую сумму купили картин, – думает что вы разоритесь… Как обогатится Ваша галерея этой приобретение, я почти всех вещей помню, обнимаю Вас крепко за такой подвиг. Долго мне придется ждать, пока я увижу всех этих голубчиков расставлено по своим местам. Браво и браво!»
Круг знакомых и друзей Павла Михайловича непрестанно расширялся. С Чистяковым, у которого он приобрел «Голову каменотеса», началась частая и интересная переписка, к Ге Павел Михайлович обратился с просьбой уступить ему портрет Герцена. Ге портрет ему не отдал, но это было предлогом для начала искренней близости. С Шишкиным, с этим чудесным по живописи «лесным царем», переписки, собственно, не было. Шишкин был не из легко пишущих людей. Он писал только записочки. 9 ноября 1869 года он написал: «Я очень рад, что картина моя попала к Вам в такое богатое собрание русских художников». Другой раз, 1 мая 1872 года, было записано: «В субботу от Перова я имел удовольствие получить перевод, а сегодня получил деньги 1500 руб., за кои приношу мою искреннюю благодарность и душевно рад, что картина Вам понравилась и после того, как я ее кончил». Длиннее он не писал.
Началом сердечных отношений Максимова с Павлом Михайловичем было его желание выставить картину «Бабушкины сказки», купленную после конкурса 1867 года. Павел Михайлович пишет ему в ответ 16 августа 1870 года:
«Милостивый государь Василий Максимович! Картину Вашу с удовольствием посылаю прямо в Правление Академии, по окончании же выставки покорнейше прошу как можно поторопиться, чтобы картина была хорошо упакована и немедленно отправлена в Москву ко мне. Я потому заметил это, что в Академии очень неаккуратно обращаются с картинами, в прошлом году я получил свои вещи через несколько месяцев после закрытия выставки и пейзаж Каменева прорванным.
Я бы советовал и просил Вас исправить руки у женской фигуры с ребенком, которые весьма неправильны: левая, которая держит ребенка, вся ужасно длинна, а правая в верхней части длинна, а в нижней коротка, мне кажется, что можно исправить, и время до открытия выставки еще много. С глубочайшим почтением имею честь быть Вашим покорнейшим слугой
П. Третьяков».
22 декабря Максимов очень благодарит Павла Михайловича и возвращает ему картину в сохранности. Он пространно объясняет причину, почему желаемую поправку он сделать не мог.