Законник не ответил.

Привычный распорядок жизни в тюрьме и исследовательском центре постепенно менялся. Бьерри, по — прежнему ежедневно сопровождавший меня до рабочих комнат и обратно, вполголоса делился новостями. В отчаянной попытке сохранить теплое место, комендант с позором уволил главного управляющего, архивариуса, главного надзирателя тюрьмы и старшего кладовщика, некогда обласканных вниманием начальника. Остальные ходили по струнке и поддерживали в исследовательском центре образцовый порядок.

На этом, однако, перемены не закончились. Сначала я целый час прождала Бьерри, гадая, не придумал ли Паук или комендант очередного наказания для меня и не уволен ли старый надзиратель. Но после переговоров через стенку с иренийцем выяснилось, что, согласно новому приказу, рабочий день заключенных теперь начинался на час позже и заканчивался на час раньше. Действительно, за несколько минут до того, как часы на башне центра пробили девять, Бьерри, наконец, пропустили в тюрьму. Законник окинул меня хмурым взглядом, словно проверяя, не со мной ли связаны неожиданные нововведения, но я лишь покачала головой. Путь до рабочих комнат мы проделали в молчании.

Α на следующее утро бригада плотников, принесших с собой свежеобструганные доски, принялась бодро сколачивать новую мебель прямо в камерах. Ирениец, братья-артефакторы и я наблюдали за этим в немом удивлении. Чуть позже доставили новые матрасы, теплые одеяла и по два комплекта постельного белья.

Я не знала, кого благодарить за все это. То ли комендант пытался выслужиться, устроив такие радикальные изменения в привычном тюремном укладе, то ли сам главный дознаватель был одержим кипучей жаждой деятельности. Конечно, добротная кровать, шкаф и плетеная циновка на полу были куда приятнее холодных камней и покосившейся мебели, но непонятно было, как долго продержатся эти перемены и чего это будет нам стоить.

— Заключенная номер семь! — рявкнул охранник, и я едва успела повернуться, как мне в руки швырнули толстый плед, поверх которого лежало две пары добротных сапожек. Темная кожа и плотная частая шнуровка по голенищу, которую мастера называли «южными петлями», однозначно указывала на личность дарителя. Выходит, вопреки чаяниям Бьерри, Паук не забыл о моем существовании.

Братья завистливо присвистнули. Ирениец, ожидавший рядом со мной, растянул тонкие губы в улыбке.

— Вам повезло, Янитта, — беззлобно произнес он. — Впервые кому-то есть дело до вашей судьбы. Примите это как должное.

Я пожала плечами. Задумываться о мотивах поступков Паука не хотелось.

За все это время сам он больше ни разу не появился. Я не видела его ни в тюремных коридорах, ни в рабочей зоне исследовательского центра, и моя магия, жадно тянувшаяся к его темной силе, тоже не чувствовала его присутствия. Поговаривали, что главный дознаватель наносит регулярные визиты в Бьянкини, но наши пути не пересекались.

Нельзя сказать, что мне было жаль.

Через несколько дней после переоборудования камер нас впервые вывели на прогулку. Старший надзиратель отпер дверь, ведущую на крышу тюрьмы, и под пристальными взглядами десятка охранников нам, разномастным заключенным, которых странный приказ оторвал от незавершенных артефактов, кипящих зелий и начатых документов, надлежало провести весь следующий час на свежем воздухе. Хмурые тучи поливали крышу холодным мелким дождем.

Отсюда, сверху, город Бьянкини и соседние острова были как на ладони. Разноцветные улочки, едва различимые за серой пеленой дождя, манили, вопреки непогоде. Крохотные точки — фигурки людей — сновали туда-сюда, жили обычной мирной жизнью. Темные свинцовые воды лизали каменные мостовые и основания домов, выходивших к каналам. Заливы заполняли маленькие черные лодочки рыбаков и торговцев.

Кутаясь в плащ, я забилась в дальний угол под свод сторожевой башни. Некоторое время спустя ко мне присоединился ирениец. Мастер выглядел неважно: налицо были все признаки начинавшейся простуды.

— Похоже, рвение господина коменданта зашло слишком далеко, — он хлюпнул носом. — Многие заключенные недовольны новыми порядками, как хороши б они ни были на первый взгляд. — У кого-то несварение от нового рациона, другие болеют после прогулок. Я не успеваю завершить реакции, но Мариусу, моему надзирателю, был дан строгий приказ следить, чтобы я возвращался в камеру на час раньше обычного. Кресло под начальником центра шатается, и все, что он делает, лишь ухудшает его положение.

Ирениец оглушительно чихнул.

— Надеюсь, кто-нибудь наберется смелости намекнуть господину главному дознавателю, что ситуация требует некоторых корректировок.

Я промолчала, сделав вид, что не поняла плохо прикрытого намека.

Прошло несколько недель, и страсти в исследовательском центре, казалось, улеглись. Новый распорядок окончательно сменил старый, и все вернулось на круги своя. Бьерри, в первое время хмурый и напряженный, убедился, что после пледа и сапог Паук больше не проявлял ко мне интереса, и вновь расслабился, позволяя себе иногда даже похвалить главного дознавателя за удобный график и прибавку к жалованию. Я вежливо соглашалась.

Но где-то глубоко внутри я знала: этим все не закончится. И ждала.