Усилием воли я заставила свою энергию отпрянуть, едва коснувшись. Но даже столь мимолетного контакта хватило, чтобы понять — главный дознаватель Веньятты был зол. Очень, очень зол.

Его сила бурлила внутри черным лавовым озером, готовая выплеснуться наружу в любую секунду, и темные искры, как предвестники страшного извержения, рассыпались вокруг, заставляя магически одаренных заключенных испуганно вжиматься в стену в бессознательной попытке спрятаться от испепеляющей мощи главного дознавателя, а сопровождавших его охранников сбиваться с шага.

Хлопнула дверь. Кованые подошвы форменных сапог гулко застучали по неровному каменному полу. Что-то сбивчиво забормотал охранник. Провернулся в замке ключ, заскрежетала решетка. Я пожалела, что в коридоре нижнего уровня тюрьмы из экономии не зажигали факелы, потому что свет фонаря в руках охранника на мгновение ослепил меня. Растеряно моргая, я инстинктивно отпрянула вглубь, к самому краю жесткого настила, и замерла.

— Господин, вам, наверное, не стоит… вы… я позову коменданта, — стушевался охранник.

Снова скрипнула дверь. Пятно яркого света заколыхалось, удаляясь все дальше и дальше в сторону выхода к верхним уровням. Мы остались вдвоем в полумраке, нарушаемом лишь светящимися артефактами на форменном кителе главного дознавателя.

В тесном карцере Паук показался мне огромным. Он словно бы заполнял собой все пространство, выжимая даже воздух. Вдруг стало тяжело дышать, живот потянуло нервным спазмом.

— Ваш менталист мертв, — хрипло произнес Паук, решительно шагнув ближе.

Не найдя ничего лучше, он сел прямо на жесткий настил — слишком близко, едва не задев меня. Я нервно подтянула колени к груди и поспешно одернула юбку — оголившиеся лодыжки, хоть и скрытые плотными шерстяными чулками, привлекли неприязненное внимание Паука.

Уголок его губы дернулся, лицо исказила гримаса крайнего отвращения.

— Не спросите, почему? — почти выплюнул он. — Или лимит слов на сегодня исчерпан? Все?

— Полагаю, господин главный дознаватель, его казнили, — переборов дрожь, ровно ответила я.

— Нет, — качнул головой Паук. Он залез в ворот рубашки и с силой, до побелевших костяшек пальцев, сжал тускло светящийся артефакт, висевший на цепочке. Я почувствовала отголосок знакомой магии: янтарный медальон с пауком окутал главного дознавателя потоком серебристо-черной энергии, холодной и отрезвляющей. — Он умер сам. По предварительному заключению, данному судебным лекарем, от внутреннего кровотечения и кровоизлияния в мозг. Так что ваша теория о предыдущем ментальном воздействии перестает казаться неправдоподобной.

Тон его голоса постепенно выравнивался, как будто разговор об обстоятельствах дела успокаивал его, усыпляя опасное и нестабильное нечто, которое я ощущала внутри него. Паук выпрямился, брезгливые морщины разгладились. Даже темная энергия, казалось, затихла.

Я решила, что более подходящего момента может и не представиться.

— И клинок, — бросила я с кажущимся безразличием. — Такой клинок никак не мог принадлежать портовому работнику.

— Какой клинок? — Паук, едва различимый в полумраке камеры, резко повернулся ко мне, и я поспешно опустила взгляд.

Главный дознаватель взмахнул рукой, и факелы на стенах разом вспыхнули, разбрасывая снопы искр. Тюремный коридор и камеры озарились ярким слепящим светом. Я услышала, как испуганно вскрикнули в других камерах карцера заключенные.

Еще одно нетерпеливое движение — и свет стал приглушеннее, спокойнее. Я чуть выдохнула, расслабляясь, и вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд Паука.

Он заглотил наживку.

— Какой клинок? — повторил он. — И смотрите на меня, когда говорите! Не надо так дрожать, я не верю во всю эту чушь про проклятие взглядами, вздохами и неосторожными мыслями.