– В таком случае я тоже подам частный иск, – не моргнув глазом, сообщила девушка. – Он ведь тоже меня оскорбил, причем первый.
– Что ж, – согласно кивнул лупоглазый. – Указом цезаря Каракаллы, все вы – римские граждане и имеете право на скорый и справедливый суд. Итак, что ты еще можешь показать по этому делу, уважаемый Эрлоин?
– Еще вот что… Она, эта подлая девка…
– Сам ты подлый!
– Завяжите ей рот! Вот так… Продолжай.
– Так вот, эта подлая девка, окромя всего прочего, подло убила моего слугу Видаильва, который случайно увидел, как она встречала алеманов на берегу. А также эта змея застрелила из лука другого моего слугу, несчастного Гардроарда, – он тоже мог бы про нее много чего рассказать. Ничего, то, что она предательница, знают и могут подтвердить многие, всех не убьешь!
– Хорошо, – пучеглазый кивнул. – Выслушаем и других свидетелей.
Юнию давно уже стало неинтересно слушать всю эту чушь, которую здесь несли. Честно говоря, если б он выступал сейчас в роли защитника Венты – каждое слово лжесвидетелей можно было бы легко оспорить, да еще и привлечь к ответственности их самих. Рысь прекрасно понимал, для чего вся эта комедия – девчонку хитро забирали под юрисдикцию римского суда, наверняка ее увезут с собой, а уж там… Нет, несмотря ни на что, Верула все ж таки показывал себя молодцом! Это ж надо – как ловко придумал. Суд! И этим дурачкам – трактирщику с его присными – вовек ни к чему не придраться. Все строго по закону! Приговор, конечно, будет суровым – для зрителей, а потом потихоньку девчонку, как Домиций и обещал, отпустят, а приговор аннулируют. Всего-то и дел!
Юний посмотрел в небо, на огромную тучу, уже закрывшую полнеба. Черная, словно от злобы, она неудержимо пожирала солнечные лучики и облака, пухла от сожранного, как жирная пиявка от крови, по краям ее полыхали мелкие синие молнии. Похоже, тут одним дождем не отделаешься, наверняка будет гроза. Первая в эту весну.
Что там говорила подсудимая, судья откровенно не слушал, лишь махнул рукой да приказал отвести девчонку к дубу – с той стороны, где начинался обрыв, под которым бушевала река. Сделав пару шагов, Юний осторожно приблизился к кромке берега, глянул вниз – да, страшновато.
– По этому делу судьей пусть будет Тит Нумерий Гавл, – пронзительным скрипучим голосом зачитал крючконосый старик. – Я то есть. Истец – делегировавший мне полномочия Авл Домиций Верула, трибун и доверенное лицо нашего принцепса, Гая Юлия Вера Максимина Цезаря Августа, – имя нового императора судья произнес без запинки. – Ответчик – Ант Юний Рысь, юрист из Августы Треверов, обвиняемый в оскорблении величия цезаря!
Это еще что?! Юний замер. Зачем понадобилось Веруле еще и это? И как гнусно осклабился Эрлоин-трактирщик!
Обвинение в оскорблении величия принцепса – страшное дело, приговор по которому почти всегда один – смерть. Интересно, какие конкретно обвинения будут предъявлены? Заговор с целью свержения императора? Хм… Доказать трудновато. Тогда что еще? Непризнание культа цезаря? Покушение на его жизнь или на жизнь его чиновников? А вот это, последнее… Рысь нахмурился, увидев, как к судье подошел небольшого росточка человек – кругленький, лысый, с большими оттопыренными ушами и редкими усиками. Та самая «крыса» из канцелярии легиона «Августы», как бишь его? Папирий, кажется…
– Уважаемый свидетель, Авл Папирий Мус, имеет слово, – осклабился судья.
Папирий усмехнулся, впрочем, тут же сделал серьезное лицо и, важно поклонившись собравшимся, начал противным скрипучим голосом…
Юний внимательно вслушивался в каждое слово свидетеля. О, боги! Что тот нес! Оказывается, Ант Юний Рысь, юрист, неоднократно приходил к Папирию и с угрозами вымогал у того важные документы. А затем как-то подкараулил ночью и чуть было не убил, хорошо, ему, Папирию, удалось убежать.
– Кроме меня, это могут подтвердить и часовые, и многие другие воины легиона, частенько видевшие у моей приемной этого убийцу! – Интендант с возмущением указал на Рысь. – Слава богам, покушение на мою жизнь не удалось!
– Да, не удалось, – хмуро кивнул судья. – Но не удалось по не зависящим от нападавшего обстоятельствам – благодаря отважности и ловкости уважаемого свидетеля, чуть было не ставшего его потерпевшим, вернее, просто трупом.
Папирий порозовел от похвалы, а Юний лишь мысленно присвистнул – ничего не скажешь, ловко! Поди докажи обратное!
– А теперь слово предоставляется уважаемому Эрлоину из Гретарка, – поощрительно улыбнувшись трактирщику, провозгласил судья.